Ангел-хранитель - Саган Франсуаза

— Но кто вас просил? Вы что, мой телохранитель?

Он наконец поставил свой чертов кофейник и со спокойным видом повернулся ко мне:

— Нет, — сказал он, — но я вас люблю.

В этот момент я соскользнула со стула и впервые в жизни хлопнулась в обморок.

Очнувшись на диване, я увидела искаженное лицо Льюиса. Он молча протянул мне бутылку виски. Не сводя с него глаз, Я сделала глоток, потом еще один. Сердце мое забилось спокойней. И я тут же пришла в бешенство:

— Ах вот оно что! Вы, оказывается, меня любите? Неужели? И поэтому вы убили беднягу Фрэнка? И несчастную Луэллу! Почему же вы в таком случае не прикончили Пола? Он же мой любовник!

— Потому что он вас любит. Но если он захочет вас бросить или предать, я убью и его.

— Боже мой, да вы просто псих. А раньше вы многих убивали?

— До встречи с вами — нет, — сказал он. — Никогда. Незачем было. Я никого не любил.

Он вдруг разволновался и заходил по комнате, потирая подбородок. Это напоминало какой-то дурацкий сон.

— Видите ли, до шестнадцати лет никто не обращал на меня никакого внимания. А когда я вырос, все вдруг от меня чего-то захотели — мужчины, женщины, но с условием, что… ну…

Застенчивость этого убийцы переходила все границы. Я оборвала его:

— Понимаю.

— Ничего и никогда просто так! Ничего и никогда даром! Ни одна живая душа до вас. И когда я лежал там, наверху, я все время мечтал, что вы когда-нибудь…

Он покраснел. По-моему, я тоже. Прямо как в романах Делли и Д. X. Чейза. Я была совершенно разбита.

— Когда я понял, что вы взяли меня просто так, что вы добрая, я вас полюбил. Конечно, я знаю, вы считаете меня ребенком, вы предпочитаете Пола Бретта, и я вам совсем не нравлюсь. Но я могу хотя бы оберегать вас. Вот и все.

Вот и все. Как это он говорит? Вот и все. Я попала в жуткий переплет. Сделать ничего нельзя, я погибла. В придорожной канаве я подобрала сумасшедшего, маньяка. Пол был прав, прав как всегда.

— Вы на меня не сердитесь? — спросил Льюис.

Я даже не ответила. Не сержусь ли я на человека, убившего троих, чтобы доставить мне удовольствие? Даже само слово — «сердиться» Льюис произнес как провинившийся ученик. Я думала, вернее, только делала вид, что думаю: в голове моей было совершенно пусто.

— Льюис, теперь я вынуждена сдать вас полиции. Это мой долг.

— Как хотите, — ответил он спокойно.

— Следовало бы позвонить туда немедленно, — тихо сказала я.

Он поставил передо мной телефон, и мы тупо уставились на него, как будто впервые видели. Потом я потребовала:

— Расскажите, как все это произошло?

— Франка я позвал от вашего имени в мотель, а сам забрался в окно. Что касается Болтона, я быстро его раскусил и для виду согласился. Он тут же назначил мне свидание в своем любимом заведении. От радости он был сам не свой. Дал мне ключ от номера. Никто не заметил, как я прошел туда. А с Луэллой было еще легче: ночью я просто развинтил болты в ее машине. Вот и все.

— Спасибо, достаточно, — сказала я. — И что же мне теперь делать?

Я, конечно, могла выгнать Льюиса из дома и постараться забыть всю эту историю. Но это все равно что выпустить хищника из клетки. Он будет следить за мной издалека и с методичностью автомата убивать окружающих меня людей. Можно потребовать, чтобы он уехал, но контракт подписан, и его непременно отыщут. Сдать его в полицию я не могла. Я туда вообще никого не смогла бы сдать. Тупик, полный тупик.

— Знаете, — сказал Льюис, — никто из них не мучился. Все произошло очень быстро.

— И на том спасибо, — съязвила я. — С вас бы сталось изрезать их перочинным ножиком.

— Вы прекрасно знаете, что нет, — сказал он с нежностью и взял меня за руку. От растерянности я ее не вырвала, только подумала, что тонкая, нежная рука, держащая мою ладонь, убила трех человек. Эта мысль меня почему-то больше не ужасала. Наконец я решительно высвободилась.

— И мальчишку вчера в баре вы тоже хотели убить, не так ли?

— Да. Но это было глупо. Я наглотался ЛСД и не соображал что делаю.

— Льюис, вы понимаете, что вы натворили? Я рассматривала его тонкое лицо, зеленые глаза, властный изгиб губ, черные волосы и пыталась найти хотя бы намек на раскаяние. Ничего подобного. И от садиста ничего не было. Только одна безграничная нежность. Льюис смотрел на меня, как на капризного ребенка, хныкающего по пустякам. Могу поклясться, в его глазах даже была жалость. Это меня добило: я зарыдала. Он обнял меня, стал гладить по голове; я не вырывалась.