Сжечь сарай - Мураками Харуки

Как я уже говорил, цех по производству ушей – самое нетрудоемкое место во всем технологическом процессе. Не требуется ни особых усилий, ни тонких нервов, ни сложных механизмов. Даже объем работ – и тот незначителен. Можно не спеша ковыряться весь день, или выполнить всю норму до обеда, а потом бить баклуши.

Мы с напарником – не из тех, кто работает спустя рукава. Поработав ударно до обеда, после перерыва болтаем на разные темы, читаем книжки, занимаемся своими делами. В тот полдень мы тоже развесили на стене десяток ушей, на которые оставалось лишь нанести морщины, и, развалившись на полу, грелись на солнышке.

Я рассказывал об увиденной во сне танцующей фее. Я от начала и до конца отчетливо помнил сон и без всякого стеснения делился с напарником всем, вплоть до мелочей. Где не хватало слов, натурально тряс головой, размахивал руками, двигал ногами. Напарник, потягивая чай, внимательно слушал. Он старше меня на пять лет, мощного телосложения, с густой бородой и молчаливый. Еще у него есть привычка думать, скрестив руки на груди. Может, из-за выражения лица на первый взгляд он кажется гигантом мысли, хотя на самом деле все далеко не так. В большинстве случаев он уже вскоре резко выпрямляется и как отрезает: «Однако!»

Вот и на этот раз, дослушав мою историю, он глубоко задумался, да так надолго, что мне пришлось, коротая время, вытирать тряпкой панель электромехов. Но вскоре он, как обычно, резко выпрямился и произнес:

– Фея, танцующая фея… однако!

Я тоже по обыкновению не требовал от него конкретного ответа, поэтому особо не расстроился. Вернул электромеха на прежнее место и принялся за остывший чай.

Но мой напарник, на редкость изменяя себе, продолжил раздумья.

– Что с тобой? – поинтересовался я.

– Кажется, я где-то и раньше слышал эту историю про фею.

– Да ну? – с удивлением воскликнул я.

– Помню, что слышал, – вот только где?

– Попробуй вспомнить, а?

– Угу, – лишь обронил он и опять надолго задумался.

Вспомнил он через три часа – дело шло к вечеру, пора было расходиться по домам.

– Так-так! – воскликнул он. – Насилу вспомнил.

– Молодчина!

– Знаешь старика Уэо из шестого технологического?.. Ну, у него седые волосы до самых плеч… Такой беззубый… Еще говорил, что пришел на завод до революции.

– Ну?

Этот старик вполне мог видеть ее в кабаках.

– Помнится, он давненько уже рассказывал мне похожую историю. О танцующей фее. Я-то всерьез не воспринимал – думал, старческие байки. Но послушал тебя и понял, что он не заливал.

– О чем он говорил? – поинтересовался я.

– Так… о чем… старая это история, – вымолвил напарник, скрестил руки и опять задумался. Но больше ничего вспомнить не сумел.

Вскоре он выпрямился и сказал:

– Нет, не припомню. Лучше тебе встретиться со стариком самому. Выслушать все собственными ушами.

Так я и решил.

Сразу после сигнала об окончании рабочего дня я направился на шестой участок, но старика и след простыл. Там подметали пол только две девушки. Та, что постройнее, подсказала, что можно поискать его в старом кабаке. Я поспешил в кабак; старик действительно оказался там. Сидя за стойкой бара на высоком табурете, старик, широко расставив локти, пил сакэ. Рядом лежала кошелка с его ужином.

Кабак был старинный. Очень и очень древний. Не родился я, не свершилась революция, а кабак уже стоял. Из поколения в поколение создатели слонов выпивали здесь сакэ, перекидывались в картишки, пели песни. Стены сплошь увешаны старинными фотографиями завода: вот первый директор инспектирует слоновью кость, а вот знакомится с производстюм известная в прошлом актриса… При этом все фотографии императора и его семьи, вообще любые снимки на монаршую тематику сожжены руками солдат революционной армии. Зато сами революционные снимки наличествуют: революционная армия разбила лагерь на территории завода, революционная армия повесила бывшего директора…

Старик сидел под древней поблекшей фотографией «Трое подмастерьев шлифуют слоновью кость» и пил. Я поздоровался, сел рядом, а он показал пальцем на фотографию и сказал:

– Это – я.

Я перевел взгляд и посмотрел на фотографию. Самый правый, годков двенадцати-тринадцати юнец и впрямь походил на старика в молодости. Сам бы я, конечно, не догадался, но раз сказали, то отметил у него на лице выступающий нос и припухлые губы. Сдается мне, он постоянно сидит на этом месте и каждый раз показывает незнакомым посетителям: «Это – я».