АУТ - Кирино Нацуо

— Куда мне поехать? Я никогда не была за границей.

Он посмотрел на нее покрасневшими от слез глазами.

— Поезжайте в Бразилию. Там сейчас лето.

— И как оно там, у вас, в Бразилии?

Кадзуо задумался, потом застенчиво улыбнулся.

— Не знаю, как объяснить, но там замечательно. Замечательно.

Лето. Масако закрыла глаза и постаралась представить его. Этим летом все изменилось. Запах гардений, густая трава вокруг парковочнои площадки, отблеск темной воды в дренажной канаве. Когда она открыла глаза, Кадзуо уже приготовился идти — надел черную куртку поверх футболки и шапочку.

— Я скоро вернусь.

— Миямори-сан, можно мне остаться у вас до трех?

Он кивнул. Еще три часа. К тому времени Сатакэ уже уйдет. Масако положила руки на стол, опустила голову и закрыла глаза, радуясь даже этому небольшому отдыху.

Она проснулась, когда он вернулся. Кадзуо, видимо, умышленно не спешил, потому что часы показывали уже два. Он расстегнул куртку и вытащил пакет.

— Вот.

— Спасибо.

Пакет сохранил тепло его тела. Она вскрыла его и заглянула внутрь: там лежал ее новый паспорт и семь пачек денег, по миллиону йен в каждой. Масако достала одну пачку и положила на стол.

— Это вам. За то, что сохранили их для меня. Пожалуйста, возьмите.

Кадзуо покраснел.

— Они мне не нужны. Я просто рад вам помочь.

— Но у вас впереди еще год работы на фабрике.

Кадзуо стал снимать куртку, и Масако заметила, как он прикусил губу.

— Нет. Я собираюсь вернуться домой к Рождеству.

— Вот как?

— Да. Мне незачем здесь больше оставаться, — Он сел к столику и оглядел комнату. В его взгляде, остановившемся на бразильском флаге, отразилась такая ностальгия, что Масако невольно позавидовала — Кадзуо еще не потерял надежду. — Я мечтал, что смогу помочь вам. То, что с вами случилось, имеет какое-то отношение к этому?

Он достал из-под футболки серебристый ключик.

— Да, имеет.

— Он вам нужен?

— Нет.

Кадзуо улыбнулся. Ключ Кэндзи. Глядя на лежащий на ладони блестящий предмет, Масако думала, что все началось с ключа. Но нет, все началось с чего-то, что было в ней самой. С безнадежности, отчаяния и жажды свободы. Все началось именно с этого и привело ее сюда. Она положила пакет в сумочку и поднялась.

— Пожалуйста, оставьте деньги себе. Я хочу хоть как-то вас отблагодарить.

— Но их здесь слишком много.

Он попытался всунуть пачку в ее сумочку.

— Оставьте, — повторила Масако. — Это, можно сказать, «кровавые деньги». — Кадзуо замер с протянутой рукой. Может, не стоило так говорить? Может, это против его совести? — В любом случае, вы их заслужили, отработав так долго на фабрике. К тому же чистых денег, наверное, вообще не существует в природе. — Он вздохнул и положил пачку на стол, как будто не хотел обижать ее отказом. — Мне надо идти. Еще раз спасибо.

Кадзуо нежно обнял ее. Совсем не так, как тогда, летом, на дороге у старой фабрики. Тепло его тела словно растопило Масако. Она уже забыла, что так бывает, забыла, как это бывает. На мгновение Масако прижалась к нему, и слезы снова навернулись на глаза.

— Мне надо идти. — Он отстранился и достал из кармана джинсов сложенный вдвое листок. — Что это?

— Мой адрес в Сан-Паулу.

— Спасибо.

Она положила листок в кармашек сумочки.

— Приезжайте ко мне, — сказал Кадзуо. — Приезжайте на Рождество. Я буду ждать. Пообещайте, что приедете.

— Обещаю. — Она застегнула куртку и открыла дверь. В комнату ворвался холодный ветер. Кадзуо стоял, кусая губы и глядя себе под ноги. — До свидания.

— До свидания, — прошептал он, как будто это было самое грустное в мире слово.

Масако осторожно спустилась по металлическим ступенькам. В соседних домах спали за закрытыми ставнями. Горели только расставленные далеко друг от друга уличные фонари. Плотнее запахнув куртку, она двинулась в сторону парковочной стоянки. Тишину и покой ночи нарушали только ее шаги. Дойдя до того места, где Кадзуо нашел выброшенный ею ключ, Масако остановилась и после недолгого раздумья достала листок с его адресом в Сан-Паулу, порвала на клочки и бросила их в канаву.

Надежда на спасение еще теплилась, но нужно было привыкать к мысли, что до Рождества она может и не дожить. Давшие недолгое утешение доброта и забота Кадзуо остались позади, а по другую сторону открытой ею двери ждал другой, жестокий мир.