АУТ - Кирино Нацуо

— Мы можем подать заявление о признании Кунико банкротом и одновременно внести Сатакэ в список ее поручителей по кредитам?

— Ловко придумано. — Дзюмондзи нервно рассмеялся. — Даже если с банкротством ничего не получится, мы можем вписать его в договор как поручителя, а потом сообщить кредиторам, что она сбежала из города. В наше время все делается по телефону, так что от меня потребуется лишь позвонить кое-кому из, так сказать, коллег по бизнесу. Ради денег эти ребята пойдут на все, так что по крайней мере несколько дней они ему покою не дадут.

— И вам надо только сказать им, что Сатакэ поручитель по ее займам?

— Да, все просто. Тут даже контракт не нужен. Разумеется, в действительности поручитель вовсе не обязан платить за должника, но обычно находится кто-то, кто не выдерживает давления и платит.

— Это как раз то, что нужно. Вы сможете дать знать своим «коллегам», что Кунико исчезла?

— Считайте, что уже сделано.

— Тогда давайте заполним несколько бланков и впишем имя Сатакэ как поручителя. Печать у вас найдется?

Дзюмондзи кивнул и, подойдя к столу, поднял крышку и извлек из тайника коробку из-под пирожных, в которой лежали поддельные печати, штампы и прочее.

— В следующий раз будет умнее, — усмехнулся он. — Если уж и выбирать себе имя, то никак не Сато.

— Отлично, — сказала Масако. — Можете уходить, как только закончите.

— Я закончу к полудню, — ответил заметно повеселевший Дзюмондзи.

В глазах у него появился лукавый блеск, щеки порозовели.

— По крайней мере, выкурим его из норы, — добавила Масако и улыбнулась, представив мирно спящего и ни о чем не догадывающегося Сатакэ.

4

Пугать Масако оказалось делом скучным и утомительным.

Сатакэ прогуливался по саду, устроенному на крыше супермаркета напротив вокзала. Посетителей было мало — возможно, по причине погоды, холодной, ветреной и облачной, а может быть, из-за того, что магазин терял клиентов, предпочитающих другие супермаркеты, огромные комплексы, появившиеся в пригородах. Несколько женщин с маленькими детьми расхаживали по небольшой игровой площадке, а в углу обнималась парочка, судя по виду — старшеклассников. И никого больше.

Сатакэ остановился у магазинчика домашних животных, прижавшегося к входу в игровой зал. Выставленные в витрине пять грязных клеток занимали сонные щенята и котята, не представляющие собой ничего особенного и находящиеся здесь, по-видимому, слишком долго, потому что клетки уже стали для них малы. Когда Сатакэ, с сигаретой в руке, остановился посмотреть на них, животные, словно почувствовав в нем угрозу, подались к задней стенке. Он вспомнил, как Анна обвиняла его в том, что Сатакэ относится к ней как к комнатной собачонке. Порой, очень редко, ему не хватало ее, не хватало гладкой кожи и тонких черт молодой женщины, превращенной им в главную приманку клуба. Да, в его магазине она была товаром для витрины.

Анна и сама знала, что, как только поймет свою роль, осознает свое истинное положение, уже никогда не сможет удержаться наверху, как бы ни старалась. Так устроен этот мир. Она пользовалась огромной популярностью, но только до тех пор, пока не догадывалась, что она — живая игрушка, домашний любимец. Знание убивает непосредственность. Конечно, осознание себя как личности есть жизненно необходимое для женщины качество, которое привлекает к ней мужчину, заставляет его влюбиться в нее. Но у других, у тех, кто заинтересован только в том, чтобы купить ее тело, это качество не вызывает ничего, кроме ненависти и мстительности. Им нужна красивая внешность, не испорченная каким-то там самопознанием, им нужен котенок, но не кошка. Вот почему Сатакэ стремился испортить Анну лестью и похвалой, надеясь таким образом удержать ее во мраке неведения. Получилось, однако, иначе: девушка влюбилась в него, и это — ирония судьбы! — стало началом ее падения. Она неплохо устроилась в баре, но Сатакэ знал: сказка продлится не больше пяти-шести месяцев. Ему было жаль ее, но это чувство мало чем отличалось от жалости, которую вызывали запертые в грязных клетках котята и щенята. Он просунул палец между железных прутьев, но щенок в испуге попятился.

— Не бойся, — сказал ему Сатакэ.

Котята… щенята… Они жмутся к тебе, облизывают тебя, ползают по тебе, цепляются за тебя — но как быстро это все надоедает. Такими доверчивыми могут быть только глупцы. В том-то вся и штука с этими обласканными, изнеженными любимцами — они либо глупы, либо слишком услужливы и покорны. Сатакэ резко повернулся и отошел от магазина. Заглянул в ярко освещенный, но пустой торговый пассаж, побродил по саду. Внизу, уходя в сторону холмов Тама, растянулся огромный, серый, грязный город. Мамаши у игровой площадки и юные любовники в углу недовольно посмотрели в его сторону.