Ангел для сестры - Пиколт Джоди

Ей уже сделали электрокардиограмму, чтобы проверить, выдержит ли сердце химиотерапию. Назначили глазные капли с дексаметазоном, потому что один из компонентов лекарства вызывает конъюнктивит. Через центральный катетер взяли кровь для проверки работы печени и почек.

Медсестра повесила пакет для внутривенного вливания на штатив и погладила Кейт по голове.

– Ей будет больно? – поинтересовалась я.

– Нет. Кейт, смотри сюда. – Она показала на пакет с даунорубицином, покрытый темной светозащитной пленкой. Пакет был обклеен яркими наклейками, которые они с Кейт вырезали во время длительного ожидания. Я видела подростка, у которого на таком пакете была наклеена надпись: «Иисус хранит нас, химиотерапия действует».

В ее венах текли лекарства: 50 мг даунорубицина в 25 %-ном растворе декстрозы, 46 мг цитарабина в растворе декстрозы, внутривенно беспрерывно в течение суток; 92 мг аллопуринола внутривенно. Или проще говоря – яд. Я представляла, какая борьба идет внутри нее, рисовала в своем воображении сверкающее оружие и убитых солдат, покидающих поле боя через поры ее кожи.

Нам сказали, что, скорее всего, в течение нескольких дней Кейт будет тошнить, но рвота началась уже через два часа. Брайан нажал кнопку вызова, и в палату вошла медсестра.

– Мы дадим ей реглан,^[9] – сообщила она и исчезла.

Когда Кейт не рвало, она плакала. Я сидела на краю кровати, и она фактически лежала у меня на коленях. Медсестры не успевали ухаживать за больными. Сбиваясь с ног, они ставили капельницу с противорвотным, несколько минут наблюдали за реакцией Кейт, но их тут же звали куда-то еще, и все сваливалось на нас. Брайан, раньше выходивший из комнаты, если кого-то из детей тошнило, теперь вытирал ей лоб, держал за худенькие плечики, промокал салфеткой рот.

– Ты выдержишь, – бормотал он каждый раз, когда она сплевывала, скорее всего разговаривая с самим собой.

Моя выдержка тоже удивляла. С упрямой решимостью я бегала туда-сюда, вынося тазики с рвотной массой. Если сосредоточиться на сооружении ограждений из мешков с песком, можно не обращать внимания на приближающееся цунами.

Иначе можно просто сойти с ума.

Брайан привез Джесси в больницу для обычного анализа крови из пальца. Кроме Брайана, его держали два врача, а он кричал на всю больницу. Я стояла в стороне, скрестив на груди руки, и мои мысли возвращались к Кейт, которая два дня назад перестала кричать во время процедур.

Врачи посмотрят на образец крови Джесси и смогут проанализировать невидимые шесть белков. Если эти шесть белков такие же, как у Кейт, это будет означать, что они с Джесси HLA-совместимы и он может быть донором костного мозга для своей сестры. «Сколько шансов, что выпадет шесть из шести?» – думала я.

Столько же, сколько и заболеть лейкемией.

Лаборант ушла с образцом крови, и Джесси отпустили. Он бросился ко мне.

– Мама, меня укололи. – Он протянул мне свой заклеенный пластырем палец и прижался горячим, заплаканным лицом к моей щеке.

Я крепко обняла его. Я шептала ему что-то успокаивающее. Но мне было очень, очень трудно жалеть его.

– К сожалению, ваш сын не сможет быть донором, – сказал доктор Шанс.

Мой взгляд остановился на высохшем растении, которое все еще стояло на подоконнике. Кто-то должен его выбросить. Кто-то должен поставить вместо него орхидеи или еще что-то цветущее.

– Возможно, найдется совместимый неродственный донор в национальном реестре.

Брайан напряженно наклонился вперед.

– Но вы говорили, что пересадка костного мозга от неродственного донора опасна.

– Да, говорил, – согласился доктор Шанс. – Но иногда это все, что можно сделать.

Я посмотрела на него.

– А если мы не найдем совместимого донора?

– Тогда, – онколог потер лоб, – тогда мы будем пытаться поддерживать ее, пока наука не придумает что-то.

Он говорил о моей маленькой девочке как о какой-то машине с плохим карбюратором или о самолете, у которого не выпускается шасси. Чтобы не смотреть на все это, я отвернулась и увидела, как скрученные листья растения опадают на ковер. Не сказав ни слова, я встала, схватила горшок, вышла из кабинета доктора, прошла мимо регистратуры, мимо пришибленных горем родителей с их больными детьми и вывернула все содержимое горшка в первую же попавшуюся урну, рассыпав землю. Я смотрела на керамический горшок в руках, горя желанием разбить его о кафельный пол, когда услышала за спиной голос доктора Шанса.