Осенний полет таксы - Кетро Марта

Теперь, конечно, здесь необходимы вывод и рецепт. Что ж, я не против, только подождите ещё несколько лет, я тогда точно узнаю и расскажу – увесистыми уверенными словами. А пока мои лисы, мои волки уже рвутся, путаясь в лапах, туда, где плохо с логикой, но хорошо с луной, где маловато фактов, но достаточно крови, где никто не гарантирует безопасность и куда никогда не пойдёт со мной мой воображаемый друг.

Энтропия

Никогда и ни при каких условиях я не высказываюсь о вопросах мироустройства, вещах глобальных и мистических – слишком много умных и насмешливых людей превращались на моих глазах в самодовольных болванов, стоило им заговорить об этом. Важность темы бросала на их лица отблеск, в свете которого они неуклонно бронзовели, тяжелели, прикрывали глаза и стремительно превращались в будду – жалкого китайского божка из крашеной пластмассы.

Я не всматриваюсь вверх, упорно не отрываю глаз от мокрых сияющих кусочков смальты, которыми выкладываю узор, кажущийся вблизи бессмысленно-пёстрым, но, может быть, с вертолёта… а может, и нет. Может, он и сверху такой же бессмысленный, но я знаю, что тот, кому адресованы мои знаки, их разбирает. А задирать голову и вопить в бледное пылающее небо «эй!» – нет, это дурной тон. И не важно, что ты кричишь: «Эй, посмотри на меня», «Эй, я тебя вижу» или «Эй, тебя нет». Не ори – работай.

Но всё-таки и в моей близорукой жизни случаются моменты, когда я вижу собственные рисунки со стороны, и увиденное меня беспокоит. Это спам, я не заказывала информацию, не нужно присылать тяжелые файлы со схемами и обязательной красной звёздочкой в паутине линий – «Вы находитесь здесь».

Хочу видеть близко-близко белые цветы с большими лепестками, на которых проступают прозрачные заломы, хищный коричнево-желтый отлив на носу спящей кошки; хочу гадать, в чём именно на моём столе закат отразился так, что на потолке теперь маленький яркий блик неназываемой формы; хочу писать только о бытовом – «недавно у меня разбилось большое зеркало и сломался пылесос».

Недавно у меня разбилось большое зеркало и сломался пылесос. Кошка уронила телевизор, в комнатах сгорела проводка, и всюду теперь перекинуты удлинители и тройники. В ванной опять потёк змеевик. Ах, вот ноутбук ещё совсем горячий и заходится каким-то лёгочным присвистом.

О каждом из этих пустяков я могу написать смешно и мило, особенно если бы жизнь осчастливила меня не только миопией, но и короткой памятью. Но я вспоминаю, как это было семь лет назад, когда вдруг начала разваливаться другая квартира и другая жизнь.

Теперь сделаем па и сменим тон, а то девочки заскучали (мальчики-то бросили на слове «пылесос»).

Итак, девочки, однажды в вашей жизни начинает накапливаться энтропия, с ударением на предпоследнем слоге, даже если вам больше нравится на втором. Это один из базовых терминов, который «Яндекс» найдёт вам в экономике, естествознании, психологии, философии и бог весть где.

Другим голосом

Мне удобно представлять, что это усиление хаоса, умножение неправильностей, ситуация, когда безупречная модерновая линия, которую вы отчерчиваете, начинает расплываться, дрожать и смазываться. Вы вроде бы как прорисовывали золотые листочки, так и продолжаете, но они отчего-то всё более и более не на месте, кривятся и выглядят почти кичем, а вы-то хотели арт-нуво.

В жизни, девочки, энтропия нарастает по ряду причин.

Например, от бедности. Это такая примитивная причина, что и думать о ней не хочется, а придётся. Вы, допустим, из последних сил платите по счетам, долгов не делаете, но даже мелкий ремонт выше ваших возможностей. Тут и там что-то осыпается, отклеивается и крошится, от штукатурки до вашего собственного зуба, а денег подлатать всё нет и нет.

Ещё такое случается от банальной лени.

Или когда один из партнёров перестаёт выполнять свою часть обязанностей. Вы без оглядки делаете то, что должны, и уверены, что в его зоне ответственности всё в порядке, потом случайно оборачиваетесь, а там… И дальше уже звук осыпающихся стен не удивляет.

А бывает от того, что кое-кто слишком долго топтался на одном месте. Без усилий и особого усердия решал только лёгкие задачи, стараясь не обращать внимания на то, чего не знает и не умеет. Из года в год ничего не менялось, а потом вдруг оказалось, что может он всё меньше, а погрешностей всё больше. И опять рушится сначала бытовуха, а потом и ещё что-то, казавшееся бесконечно прочным.