99 Франков - Бегбедер Фредерик

Марронье наверняка оценил бы подобное усердие. Теперь можно со спокойной совестью возвращаться в Париж, чтобы занять еще не остывшее кресло своего начальника. Но Чарли – моему оплоту, нынче еще более несокрушимому, чем прежде, – этого показалось мало. В тот же вечер, после выпивки в честь окончания съемок, устроенной в «Liquid», он вовлек нас в весьма прискорбную эскападу, о которой я, к сожалению, не могу умолчать.

Яркие лучи софитов рассекали темный аквариум зала. На танцплощадке гарцевала пожилая садомазохистка в корсете, ужавшем ее талию чуть ли не до десяти сантиметров в окружности.

Вылитые песочные часы в черном кожаном футляре.

– Знаешь, что мне напомнило это чучело? В Европе предприятия увольняют тысячи служащих, дабы увеличить доходы богатеньких пенсионеров в Майами, верно?

– Гм… ну, в общем, верно. Флоридские божьи одуванчики, все как один, владеют акциями пенсионных фондов, которые, в свой черед, владеют международными фирмами, значит, ты где-то прав.

– Так вот, слушай: уж коли мы тут оказались, почему бы нам не нанести визит одному из этих зажившихся хозяев планеты? Глупо было бы упустить такой случай и не объясниться с кем-нибудь из них; может, мы его убедим, что нельзя выбрасывать людей на улицу, как ты считаешь?

– Я считаю, что ты надрался до нуля, но все равно, о'кей, вперед!

И вот мы шагаем – Тамара, Чарли и я, ваш покорный слуга, – по бульварам «Пороков Майями» в поисках представителя мирового акционерного сообщества держателей акций.

Динг! Донг-динг! Донг-динг – донг-динг – донг-динг!

В Майами выпендриваются даже дверные звонки: этот, например, вместо простого звяканья выдает «Маленькую ночную серенаду» Моцарта. Вот уже час, как мы бродим по кварталу Корал-Гейблс, разыскивая акционера, достойного нашей отповеди. Наконец Чарли звонит в дверь роскошной виллы в марокканском стиле.

– Yes?

– Good evening, Madame, do you speak French?

– О да, конешно… о, совсем немношко… но почему ты звоните так поздно?

– Тут такое дело, миссис Уорд: вот стоит Тамара (Тамара посылает улыбку в камеру наблюдения), и она говорит, что приходится вам внучкой.

Бз-з-з…

Дверь отворяется, и мы видим перед собой мумию. Наверное, когда-то и она была женщиной, но очень-очень давно, может, где-нибудь в ином мире. Нос, рот, глаза, лоб, щеки – все это сплошной коллаген; тело же напоминает сморщенную картофелину – наверное, из-за мятого халатика, облекающего этот скелет.

– У нее только морда с подтяжкой, – констатирует Чарли заплетающимся языком.

– Так что ви говорить? Какой внучка? Я…

Слишком поздно. Старушка пикнуть не успела, как Тамара одним махом укладывает ее на пол (недаром у нашей звезды коричневый пояс дзюдо!). Мы врываемся в дом, раззолоченный сверху донизу. Там, где нет золота, сияет белый мрамор. Тамара и Чарли укладывают миссис Уорд на диванчик в психоделическом стиле, который, верно, был в моде одновременно со своей хозяйкой – иными словами, где-то в начале XX века.

– Итак, мадам Уордам, раз уж вы сечете по-французски, будьте любезны внимательно выслушать нас. Вы живете здесь одна?

– Да… I mean… No, совсем нет, полиций будет приходить ошень-ошень бистро… AU SECOURS! HEEEEELP!

– Нужно заткнуть ей пасть. Тамара, косынку!

– Сейчас!

Тамара пихает старухе в рот свой шелковый шарф, Чарли садится на нее верхом, а я могу заверить вас, что наш друг так же тяжеловесен, как и его шуточки. Теперь пенсионерка спокойно выслушает все, что он намерен ей сообщить.

– Видите ли, уважаемая леди, выбор пал на вас, хотя мог пасть на любого из тех, кто повинен в современных несчастьях общества. Вы должны знать, что, начиная с сегодняшнего дня подобные визиты войдут в норму. Акционерам американского пенсионного фонда давно пора уразуметь, что они не могут безнаказанно губить жизни миллионов невинных людей и что однажды им придется ответить за свои преступные деяния. Я доходчиво выражаюсь?

Нашего Чарли, как говорится, понесло. С молчунами всегда так: стоит им открыть рот, и их уже не остановишь.

– Вы, вероятно, слышали о книге Луи-Фердинанда Селина «Путешествие на край ночи»?

– М-м-м-м-пф-м-м-м…

– Нет-нет, мадам, Селин – это вовсе не марка обуви. Это французский писатель. Герой его самого известного романа, по имени Бардамю, совершает кругосветное путешествие в поисках виновного. Он переживает войну, нищету, болезни, он едет в Африку и Америку, но нигде не находит того, кто несет ответственность за все наши беды. Книга вышла в 1932 году, а пять лет спустя Селин отыскал-таки козла отпущения – евреев.

Тем временем Тамара обследует старушкину хибару и обнаруживает холодильник, а в нем пиво, которым потчует себя и нас. Я же протоколирую пылкую речь Чарли: он все еще разглагольствует, оседлав мумию, простертую на своем уродском канапе.

– Все мы знаем, что Селин, в силу тяжкого заблуждения, стал мерзким антисемитом (прошу прощения за сей плеоназм!). И однако, мы тоже, как Бардамю, ищем виновного. Молодая женщина, которую вы здесь видите, зовется Тамарою, и вот она никак не может понять, отчего ей приходится торговать своим телом, чтобы содержать дочь. Вон тот кретин рядом с ней, по имени Октав, также непрерывно задается подобными вопросами, что ясно написано на лике этого чахоточного сфинкса. Так кто же растлевает и губит сей мир? Кто эти злодеи? Сербы? Русская мафия? Исламские фундаменталисты? Колумбийские картели? Нечего сказать, прекрасные козлы отпущения!

Точь-в-точь пресловутый «жидомасонский заговор» тридцатых годов! Вы поняли, куда я клоню, уважаемая мадам Каквастам? Наш козел – вернее, коза – это вы. Каждый из нас должен ясно сознавать последствия своих действий на этой земле, сие чрезвычайно важно. Не угодно ли пример: если я покупаю продукты фирмы «Monsanto», я тем самым поддерживаю трансгенную инженерию. Вы доверили свои сбережения некой финансовой группе, и это приносит вам баснословные проценты, позволяющие оплачивать эту кошмарную хоромину в живописном квартале Майами. Возможно, вы и не предвидели всех последствий такого решения – вполне безобидного для вас лично, но круто меняющего судьбы других людей; вам ясно, о чем я толкую? Ибо решение это сделало вас ПОВЕЛИТЕЛЬНИЦЕЙ МИРА.

И Чарли треплет старушенцию по щеке, заставляя открыть полные слез глаза. Жертва испускает жалобные всхлипы, приглушенные шарфом.

– Знаете, – продолжает он, – в детстве я обожал фильмы про Джеймса Бонда: там всегда действовал злодей, желавший стать Повелителем Мира; он содержал в подземной крепости тайную армию и вечно угрожал взорвать планету ядерными ракетами, похищенными в Узбекистане. Вы ведь помните эти фильмы, мадам Уордревность? Так вот, совсем недавно я сделал открытие: Джеймс Бонд, как и Луи-Фердинанд Селин, попал пальцем в небо. Повелитель Мира совсем не похож на злодея или на жидомасонов, нет, совсем не похож. Как ни смешно, Повелитель Мира носит мятый халатик и голубой парик, владеет безвкусной виллой, лежит тут с шарфом в глотке и при этом знать не знает, что он-то и есть тот самый Повелитель Мира. Да-да, это именно вы, мадам Уордоллар! А известно ли вам, кто мы? Мы – агенты 007! Тра-та-там! Па-па-пам!

И Чарли принимается насвистывать мелодийку Джона Берри. Свистит он чисто, но это не мешает Повелительнице Мира патетически стонать, мотая головой на подушке крикливых тонов в стиле Версаче (который, стало быть, не умер, коль дело его живет).

– И не пытайтесь разжалобить меня, мадам Уордерьмо. Разве вы сами кого-нибудь жалели, когда целые регионы страдали в результате массовых увольнений, интенсивной реструктуризации и жестокой социальной ломки, проводимых исключительно ради ваших прекрасных глаз?! Нет? Ну так и не хнычьте, сделайте милость. Побольше достоинства, и все сойдет хорошо. My name is Bond, Джеймс Бонд. И мы явились сюда лишь для того, чтобы просить вас передать вашему пенсионному фонду «Темплтон» с активами в 1300 миллиардов франков, что отныне он не сможет требовать увольнения служащих на своих предприятиях, иначе к таким людям, как вы, будут все чаще и чаще наведываться такие люди, как мы. Ясно?

Тут в дело вмешалась Тамара:

– Погоди, Чарли, мне кажется, она хочет что-то сказать.

И верно, старушенция тыкала скрюченным пальцем в фотографию, стоявшую на журнальном столике. Черно-белый снимок в рамке представлял красивого улыбающегося солдатика в американской военной форме и каске.

– Мммпфмммпф! – пыхтела она, указывая на портрет.

Я вытащил шарфику нее изо рта, желая все-таки разобраться, что означает это ее мычание. Она тотчас заверещала на весь дом:

– WE SAVED YOUR ASS IN 44! MY HUSBAND DIED IN NORFUCKINGMANDY!! Regarde, CONNARD, le photo de MON MARI morte CHEZ VOUS a la D DAY!!!

Лично я счел, что это очко в ее пользу. Но Чарли старушкин довод привел в бешеную ярость. Я был совершенно не в курсе его семейных дел, и, уверяю вас, они стали для меня полным сюрпризом.