Амстердам - Макьюэн Иэн

– Я тоже, – сказал Вернон. – Минуты не было свободной за всю неделю. Слушай, я хотел еще раз поговорить о фотографиях.

Пауза.

– А, да. О тех. Ты, наверно, дал им ход.

– Я собирал мнения, и все сходятся на том, что надо публиковать. Завтра.

Клайв тихо откашлялся. Ответ его прозвучал очень спокойно.

– Мое мнение ты знаешь. Сойдемся на том, что мы несогласны.

– Не хочу, чтобы это встало между нами, – сказал Вернон.

– Ну конечно.

Разговор перешел на другие темы. Вернон, в общих чертах конечно, описал свою неделю. Клайв рассказал ему, что работал ночами напролет, что симфония очень продвинулась и что он правильно придумал пройтись по Озерному краю.

– Ах да, – сказал Вернон. – Ну и как?

– Я дошел до одного места, называется Аллен-Крагс, и там меня осенило… чистое вдохновение… понимаешь, мелодия…

Тут Вернон услышал писк, означавший, что ему звонят. Два раза, три, и смолк. Кто-то из газеты. Возможно, Фрэнк Диббен. День, последний и самый важный день, набирал обороты. Вернон, голый, сидя на краю кровати, схватил свои часы, чтобы сравнить с будильником. Клайв на него не сердится, все в порядке, теперь пора за дело.

– …они меня оттуда не видели, выглядело это гнусно, но я должен был решать…

– Ммм, – произносил Вернон примерно каждые полминуты. До отказа натянув телефонный провод, он стоял на одной ноге, а другой пытался вытащить чистое белье из кипы. Душ исключен. Бритье с мылом – тоже.

– …не знаю, он мог живого места на ней не оставить. И тем не менее…

Зажав трубку между щекой и плечом, он вытаскивал рубашку из целлофанового пакета, стараясь, чтобы он не гремел. От скуки или из садизма застегивают в прачечной рубашку на все пуговицы?

– …примерно за километр присмотрел себе камень, вместо стола…

Вернон наполовину влез в брюки, и тут снова раздался писк.

– Безусловно, – подхватил он. – Каменный стол. Любой человек в здравом уме воспользуется камнем. Опаздываю на работу, Клайв. Надо бежать. Выпьем завтра?

– А. Да. Хорошо. Заезжай завтра.

3

Вернон выкарабкался с заднего сиденья утлой машины, которой его наделили хозяева газеты, и остановился на тротуаре перед зданием редакции, чтобы одернуть замявшийся костюм. Торопливо пересекая мраморный черно-рыжий вестибюль, он увидел перед лифтом Фрэнка Диббена. В день своего двадцативосьмилетия Фрэнк стал заместителем заведующего международным отделом. Четырьмя годами и тремя редакторами позже он был все там же и, по слухам, выказывал нетерпение. За худобу и голодный вид его прозвали Кассием, впрочем, несправедливо: глаза у него были темные, лицо длинное и бледное, густая щетина придавала ему сходство с полицейским следователем, ведущим допрос; однако манеры у него были вежливые, хотя и суховатые, и привлекательный ироничный ум. Вернон всегда относился к Фрэнку с рассеянной неприязнью, но в первые дни споров из-за Гармони сблизился с ним. На другой день после того, как Клир вынес вотум недоверия своему главному редактору, и после того, как был заключен договор с Клайвом, молодой человек в сумерках подстерег понурого начальника на улице, подошел, тронул его за плечо и предложил выпить. В тоне Диббена было нечто убедительное.

Зашли в переулок, в незнакомый Вернону паб – рваный красный плюш, прокуренный воздух – и сели позади громадного музыкального автомата. За джином и тоником Фрэнк высказал главному редактору свое возмущение нынешним оборотом событий. Вчерашним голосованием манипулировали всегдашние неблагонадежные из Клира, чьи жалобы и склоки не прекращаются годами, и он, Фрэнк, отказался присутствовать на собрании, сославшись на занятость. Есть и другие, сказал он, которые думают так же, хотят, чтобы «Джадж» расширила свою аудиторию, взбодрилась, совершила смелый поступок, например, припечатала Гармони, но мертвая рука грамматиков держит все рычаги должностного продвижения. Старая гвардия скорее загонит газету в фоб, чем позволит ей повернуться лицом к тем, кому меньше тридцати. Они отвергли крупный шрифт, раздел «Образ жизни», гороскопы, вкладку «Здоровье», светскую хронику, виртуальное лото, советы несчастным, а также зубастый репортаж о королевской семье и поп-музыку. А теперь набросились на единственного человека, который мог бы спасти газету. Среди молодых сотрудников у Вернона есть поддержка, но у нее нет голоса. Никто не хочет высунуться первым, чтобы его подстрелили.