Хроника пикирующей старости – 1 - Олеандров Олеандр

Не давали спать по ночам! Доводили до слез!

Мама говорила что когда родила меня – в магазинах не было молока. Поэтому она покупала мороженное, топила его в кастрюле и давала мне как молоко.

Я вырос здоровым. Только зубы стали плохие.

Может взглянуть на них в последний раз? Они заслужили это.

Я пальцами разжимаю свои плотно сжатые губы (хорошо что не зашили их нитками) – но что это???? Кажется у меня во рту двух зубов не хватает.

Неужели я все-таки решился их вырвать????

Молодец!

Уважаю!

А то десять лет не мог решиться!

И чувствую что настроение моё улучшается.

Смотрю на труп внимательнее – ты все-таки был смелым парнем.

Но что это????

Слева во рту – выглядывает мой старый приятель – старый, обломанный, кривой зуб. Сколько лет ты не давал мне покоя.

Все-таки ты остался до конца со мной. До гроба. Наверное – ты не болел а лишь хотел сказать мне: Умрёшь ты – умру и я.

И вдруг мне до слез жаль его – прощай и ты, мой верный приятель.

Кажется – вот и все.

Пора закрывать крышку гроба. Хотя обожди … положено поцеловать труп на прощание. В лоб.

Я наклоняюсь и внимательно смотрю себе в лицо – веки чуть приоткрыты – зрачки блестят, как будто слежу сам за собой.

А может и вправду слежу?

Не знаю …

Любил ли я себя?

Наверное да … тогда почему?

Когда мама родила меня, она говорила что я был в какой-то зелёной плёнке – мерзкий и уродливый.

Врач держал меня на руках а мама с ужасом смотрела на меня. Смотрела … пока не встретилась со мной взглядом.

И в тот же миг я вдруг расплакался – горько и жалобно.

Мама признавалась что в тот же миг она полюбила меня.

И смотрела на меня только с любовью.

А я сам – любил ли себя?

Врать не буду. Нет смысла врать когда ты уже в гробу.

Что-то было в тебе странное, приятель …

Я мог быть кем хочешь – хорошим семьянином. Или боржом.

Художником или актёром.

Но всю жизнь – я обожал мечтать лишь…. и заставлял мечтать при этом всех тех – кто был рядом со мной.

За это меня ненавидели и …. любили одновременно.

– Врёшь – скажешь ты – Докажи. Есть свидетели этого?

– Да есть – отвечу я – вот тот кривой зуб во рту.

Вот эти губы. Плотно сжатые.

Вот эти морщинки на щеках.

И эти руки – белые и холодные.

Я тут с грохотом закрываю крышку гроба.

Фантазия моя! Что же ты сволочь никак не унимаешься. Что же ты опять учудила?

Я закрываю глаза и начинаю стирать свой автопортрет. Мыльной водой и тряпкой.

Все.

Тебя больше нету.

Гляжу в зеркало – слава Богу! Мои губы розовые и пухлые.

Мои руки мягкие и тёплые.

И есть румянец на щеках.

Ну вот и хорошо.

Ну и ладненько.

Судьба – злодейка

– Где мои деньги? – Спросил я у судьбы.

Она выкрутила мне дулю прямо перед носом. По хамски мерзко ухмыльнулась и постаралась шмыгнуть куда-то за дверь.

– Обожди – закричал я и ухватил её за рукав халата.

Затем мы боролись и я выкрутил ей руку за спину.

Со всей силы.

Она начала визжать, кусаться но напрасно – никто их соседей не слышал. Тогда она вдруг успокоилась и ласково заговорила со мной – что мол нехорошо так с женщиной обращаться. Причём – с красивой женщиной.

Затем начала стоить мне глазки, и задирать край халата под которым виднелись хорошо сложенные ножки.

Ок! – Согласился я. – Допустим ты красивая. Но ты же судьба, поэтому отвечай мне – почему мне так не везёт в жизни.

– Серьёзно? Ой не могу .. сейчас расплачусь … – Вдруг начала дурачиться она снова.

Тогда я схватил её за волосы и поволок к окну.

– Смотри. Смотри сюда!!! Мне тогда было лишь 17 лет. А теперь – ответь почему я неудачно выбрал профессию в молодости?

Судьба молчала и лишь по идиотски косила глазами в стороны.

– А потому – продолжал я – потому что ты насрала мне под окном.

Потому что невозможно знать в 17 лет – к чему у тебя лежит душа на 50 лет вперёд. А нас заставляли выбирать профессию сразу после школы. Вот и я обжёгся ….. знаешь сколько лет я затем мучился …. работа стала мне каторгой … страшной и жестокой, когда считаешь каждую минуту до окончания дня. А им, минутам – нету конца …

Слеза потекла по моей щеке.

Судьба села возле меня и раздвинула ноги обнажив голые коленки. Тихо произнесла – Бедненький мой! – И вдруг противно заржала каким-то идиотским смехом.