Естественное убийство. Невиновные - Соломатина Татьяна Юрьевна

– Башмаки сними! Куда прёшь в грязных валенках, чушка?! Отец себе никогда такого не позволял, а у него работа потяжелее твоей была. Это ты в своих трупах ковыряешься, никаких нервов, сто лет проживёшь!

Всеволод Алексеевич покорно стянул бежевые вполне чистые мокасины.

– Девушки, проходите на кухню! – бодро проговорил он, уже начиная сомневаться в собственной затее. – Не создавайте заторов. Сейчас будете пить и закусывать. Тем более что и повод есть.

Рита Бензопила прошла в кухню, нервно оглядываясь на Алёну Дмитриевну.

Алёна следовала за Маргаритой Пименовной, преданно хлопая ресницами.

– Познакомься, мама. Это Алёна Дмитриевна Соловецкая, – представил девушку Всеволод Алексеевич, поставив пакеты с провизией на столешницу. – Моя будущая жена.

Алёна Дмитриевна, не моргнув глазом, присела в книксене. А матушка села на стул и тут же потребовала:

– Сева, налей мне рюмку! Нет, не рюмку. Севастопольскую стопку! До краёв…

– А мне, Сева, налей стакан! Гранёный, если есть, – елейно промолвила Алёна Дмитриевна.

– Она алкоголичка? – уточнила у Всеволода Алексеевича Рита Бензопила.

– Нет, мама, ну что ты! Алёна – всего лишь бытовая пьяница, как и ты.

– Такая молодая – и уже пьяница? – снова обратилась почему-то к сыну Рита Бензопила.

– Молодая была уже немолода! – отрапортовала Алёна Дмитриевна в пространство огромной кухни с высокими потолками. – Маргарита Пименовна, – обратилась она уже непосредственно к матери Северного, – мне тридцать девять лет. Последний приступ молодости. Ваш сын – последний же шанс. Он, конечно, немолод, но неплохо сохранился. Так что я не против. А вы? Даёте нам ваше материнское благословение? Мне лично оно ни к чему. Я просто иду навстречу Севе.

Всеволод Алексеевич тем временем разлил дамам коньяк. Маме – в высокую севастопольскую стопку. Алёне Дмитриевне – в гранёный стакан.

– Но дети! Как же дети?! – охнула Рита Бензопила, принимая у сына ёмкость. И даже не сразу выпила, что за ней водилось крайне редко.

– Какие дети? – уточнила у неё Алёна Дмитриевна и требовательно протянула руку к замешкавшемуся было Всеволоду Алексеевичу: – Сева! Ты же знаешь, у нас на Пересыпи за задержку тары и убить могут.

– Где у вас?

– Это присказка такая. Но вообще-то я провинциалка. За сто первым живу. У меня там домишко в деревне. Старенький, конечно. Но зато свежий воздух, колодец через дорогу… Какая там вода, чистый восторг! Куры у меня, коза… Огород… Так какие дети, Маргарита Пименовна?.. Ваше здоровье! – Алёна Дмитриевна протянул гранёный стакан в направлении Риты Бензопилы.

– И ваше! – Маргарита Пименовна на автомате протянула свою стопку навстречу. Дамы чокнулись и опрокинули. Рита Бензопила – стопку. До дна. Алёна Дмитриевна – стакан. Гранёный. До дна. Не морщась.

Всеволод Алексеевич переводил взгляд с матери на Алёну Дмитриевну.

– Ну дети! Дети – они такие! – Рита Бензопила закусила коньяк засохшим на блюдечке лимоном и потянулась за сигаретой. – Сева, где моя пепельница?! Чёрт, куда всё время в этом доме деваются пепельницы и зажигалки?! Тут же никого, кроме меня и этого мерзавца, не бывает!

– Фух! – Алёна Дмитриевна не стала закусывать, а лишь шумно выдохнула и достала из кармана джинсов пачку сигарет и зажигалку. – Сева! Найди нам с матерью пепельницу! – скомандовала она.

– Дети! – продолжила Рита, опять же автоматически прикуривая от пламени протянутой девушкой зажигалки. – Цветы жизни. Если оба э-э-э… огорода престарелые, с истощённой уже почвой – у цветочков куда больше шансов взойти с синдромом Дауна!

– Алёнушка, мама – врач! – торжественно объяснил Всеволод Алексеевич. – Педиатр. На пенсии. Мама! – не менее торжественно обратился он к Маргарите Пименовне. – Алёна – врач. Акушер-гинеколог.

– Начмед Ульяновской ЦРБ^[8]! – дополнила Алёна Дмитриевна, выпуская дым кольцами. – Уважаемый на селе человек! На работу – на велике. Икроножная мышца – второе сердце!

– Акушер-гинеколог? Ульяновская ЦРБ? – недоумённо переспросила Рита Бензопила. – Она что, действительно не москвичка?

– Я – действительно не москвичка! – подтвердила Алёна Дмитриевна. – Но Сева меня к себе пропишет. И на работу в столице устроит, у него же есть связи? У вас уже, наверное, не осталось. Все померли… – Алёна Дмитриевна печально вздохнула. – А о детях не беспокойтесь, Маргарита Пименовна! На моём «огороде» уже давным-давно вырос «цветок». Ему уже восемнадцать лет, и он абсолютно здоров! Она. Девочка у меня. Безотцовщина. Трудный характер. Папа Сева очень кстати придётся. Так что вы, считайте, уже бабушка, Маргарита Пименовна! И, очень может быть, скоро даже станете прабабушкой!.. «Монтаж», как говорилось в старом добром кино. И мы вот что тут с Севой на нашем семейном совете решили… Зачем вам такие хоромы в центре, Маргарита Пименовна? Совершенно ни к чему такая роскошь дряхлой пенсионерке. Мы с Севой, Маргарита Пименовна, переезжаем на вашу жилплощадь. В Севкиной хате поселяется моя дочь…