Гибель Помпеи (сборник) - Аксенов Василий Павлович

Борис подумал тогда, что хорошо было бы подружиться с Юстинасом, а еще лучше было бы учиться с ним в одном классе. Потом он вообразил, что все ребята и девочки в этом воображаемом классе такого же роста, как он и его друг Юстинас, – вот было бы здорово: и в баскет можно бы играть на равных, и даже в чехарду, волынить, как хочешь, и назначать девочкам свидания в парке, предлагать им дружбу, целоваться, что ли… Он даже хрюкнул от радости и чуть не подавился третьим эскалопом. Нет, решил он в следующий момент, такая дружба невозможна: ведь, если они будут вдвоем с Юстинасом ходить по улицам, – это будет просто цирк.

Борис играл за команду мастеров всего лишь три месяца. До этого он играл сначала за свой класс, потом за школу, потом за сборную района. Никакого влечения к баскетболу у него не было, увлекался он как раз рисованием, любил по вечерам сидеть дома, слушать, как мама стучит швейной машинкой, как отец что-то выпиливает лобзиком, и рисовать старинные корабли с распущенными парусами, но что же ему было делать со своим необычайным ростом, как не играть в баскетбол.

Однажды к ним в школу пришли тренер команды мастеров Герман Грозняк и прославленный игрок Шавлатов. Пришли они по Борисову душу.

Баскетбольная команда была гордостью города. Грозняк был личностью почтенной и уважаемой, директор сиял, сопровождая его. С этого и началось – на всех собраниях с захлебом, с закатыванием глаз: «Питомец нашей школы Борис Филимонов…» Как будто это именно он, директор, путем селекции, гибридизации, путем внедрения передовой педагогической науки вырастил эдакое чудо. Экзамены на аттестат прошли как по маслу.

Маленький щуплый Грозняк стал тренировать огромного Бориса, занимался с ним индивидуально, подключал к мастерам, учил финтам, проходам, игре у щита и прессингу, давал большие физические нагрузки, сгонял детскую пухлость. Борис беспрекословно подчинялся чернявому серьезному человеку, и вот три месяца назад Грозняк выпустил его на арену.

«Новая бомба Германа Грозняка!», «Юный питомец Грозняка вновь принес своей команде 30 очков!» – кричали по всей стране спортивные и молодежные газеты. Теперь уже Борис стал питомцем хитроумного тренера Грозняка. Его прочили в олимпийскую сборную.

Итак, они шли вдвоем с Ляховым по вечерним улицам незнакомого города. На перекрестке двух главных улиц, на шумной городской плешке, они остановились, и тут же из молодежного кафе к ним выскочил Шавлатов.

– Але, мальчики, все в ажуре! – закричал он. – Пошли, пошли! – и затащил их в кафе.

В кафе, в углу, вихлялись над коктейлями три девицы – одна черненькая, одна рыженькая и курносая блондинка.

– Значит, так, – сказал Шавлатов. – Черненькая – мой хороший друг еще по прошлогоднему первенству, с рыженькой повздыхает Ляхов, а курносый кадр для Борьки. Не тушуйся, Борька, – у нее метр восемьдесят, не меньше.

Девицы, как по команде, сделали квадратные глаза при виде Бориса.

Шавлатов мигом всех перезнакомил, заказал девицам еще по коктейлю, себе крюшон, а Ляхову и Борису тоже коктейли, но молочные – ничего; вот завтра припилим литовцев, тогда выпьем.

Девицы перешептывались, хихикали, а Борис сидел красный до ушей. Он вообще-то первый раз был в кафе, никогда ему и в голову не приходило зайти в молодежное кафе, где крутят бедрами ловкие паренечки среднего роста, а тут еще все на него глазели, со всех столиков на него пялились, и за стеклянной стеной на улице собралась целая толпа. Только курносая на него не смотрела.

После коктейлей отправились гулять в парк и разошлись парами по разным аллеям. Борис и опомниться не успел, как оказался наедине с курносой.

Они шли по темной аллее, над ними поскрипывали высокие сосны, где-то неподалеку играла музыка. Борис молчал, он был в неслыханном судорожном волнении, в смятении, в ознобе. Девица шла чуть впереди. Она действительно была высокой, примерно ему по грудь, и крепкой, ладной, эдакой спортивной кобылкой с выделяющимися икрами. Она тоже молчала отчужденно, а может быть, и враждебно, может быть, она злилась на подруг, поставивших ее в такое идиотское положение.

Они шли и шли по темной аллее, и Борис совсем уже пришел в отчаяние – он не видел никакого выхода из этой молчаливой прогулки, да и вообще он впервые гулял с девушкой в парке.

– Может быть, немного посидим? – наконец выдавил он. Девушка тут же резко повернула к скамье и села, запахнув плащ.

Борис осторожно присел рядом. Скамья угрожающе качнулась под его тяжестью.

– Сигареты у вас есть? – спросила девица.

– Я не курю, – ответил Борис. Ему стало жарко.

Девица плотнее запахнулась в плащ, положила ногу за ногу.

Плащ у девицы был короткий, а юбка и того короче, и бедро оголилось почти наполовину. Лицо же у девицы было намеренно каменным, замкнутым, что было в общем-то смешным при ее курносости.

Борис сцепил пальцы своих огромных рук, сжимал, разжимал, жалко улыбался.

– А вы… (о, боги, боги детства, пузатый слоник, когда я был маленьким)… вы, что же… (внезапная смелость, влияние морского ветра, долетевшего сюда из бескрайних лохматых просторов)… вы, значит, тоже… (ай-я-яй, как такого крокодила только мама уродила – или точнее – ни в мать, ни в отца, а в проезжего молодца)… вы… э… э… тоже, значит, уже… (о ужас, воробушка, воробушка)… как-то… (ужас, крушение, при повороте тела разбил чайный сервиз)… так сказать… (сколько вообще разбил посуды)… вы, значит, тоже… (ложный драйв с угла и два гигантских шага к щиту)… тоже в баскетбол играете?.. (бросок – два очка!).

– Ой, умру, – сказала девица в сторону и чуть повернулась к Борису. – Да нет, раньше играла, а сейчас поступила в училище живописи и ваяния и со спортом покончила, не до этого.

– Значит, вы художник?! – воскликнул Борис, восхищенный обилием слов, вылетевших из ее уст, и восхищенный уже самой особой художницы.

– Будущая, – сказала девица и кашлянула. – Курева, значит, нет?

– Знаете, это моя мечта – стать художником, – заговорил Борис, – я очень люблю рисовать, и находили вообще-то способности и…

– Серьезно? – девица заинтересованно задрала голову, взглянула Борису в далекое, высокое лицо, маячившее среди ранних звезд.

«А голова у него красивая, – может быть, подумала она вдруг, – только целовать его с лесенки надо».

Борис тоже повернулся к ней, но слишком неосторожно – скамейка разъехалась и рухнула, и оба они оказались на земле.

Взрыв адского хохота раздался из-за кустов, и выскочили кривляющиеся фигурки, заплясали вокруг, визжа, хрюкая, улюлюкая. Борис ушиб спину, завяз в декоративном кустарнике, он с трудом поднимался, а когда поднялся, увидел, что светлый плащ мелькает уже далеко – девица панически убегала, а вокруг приплясывали хохочущие фигурки и подбегали новые.

– Что за шум, а драки нет?

– Ой не могу, ой сдохну, ой, ребята, он тут с Галкой Виницкой обжимался! – верещал вертлявый паяц, и Борис узнал того, кому он сегодня на улице «ногу сломал».

– Не обжимался! Не ври! Подлец! – закричал Борис и бросился на него.

Паяц припустил по аллее, но Борис быстро его нагнал и схватил за шиворот.

– Зачем брешешь? Зачем подсматривал?

– Ой, дяденька, пусти, – скулил паренек, извиваясь и тараща глаза в неподдельном страхе.

– Какой я тебе дяденька? – пробормотал Борис, смущенный его страхом.

– Пусти меня, юный гигант, – умолял паренек. – Пусти, я у мамки один.

Борис отпустил его. Подбежали какие-то люди, возмущенно стали кричать на паренька, стыдить его за хулиганское поведение.

– Все понимаю, – сказал паренек. – Все понял, товарищи. Это будет для меня хороший жизненный урок.

Он сгорбился, поднял плечи и ушел, шаркая подошвами, покаянно шмыгая носом.

Борис тоже выбрался из толпы, свернул с аллеи и пошел по узкой тропинке, по склону холма, под которым текла ночная река, отражающая беспокойные огни порта.

Он остановился возле огромной сосны, прислонился к ее корявому боку, понюхал кору – пахло смолой, нагретым летним лесом. Сосна, многоярусная мачта, уходила высоко в небо, чуть покачивала вершиной, как бы пыталась повернуть звездное небо. Борис вдруг почувствовал наслаждение от своей малости перед этой сосной. Ведь что такое для этой сосны излишек его роста, каких-то жалких пятьдесят сантиметров, возвышающих его над средним человеком? А есть в мире вещи и более огромные, чем эта сосна. Например, горы. Эверест. Например, океаны. Например, вся Земля. Солнце. Гигантские звезды. Галактика. Наша галактика, одна из бесчисленного множества галактик. Господи, а вся вселенная! А… Дальше не надо.

Борис снял брюки, стащил через голову куртку тренировочного костюма, сшитого по специальному заказу трикотажной фабрикой родного города. Подпрыгнул несколько раз на месте, пружиня ноги.

– Почему гематома на спине? – резко спросил Грозняк.

– Поскользнулся на лестнице, – промямлил Борис.