Дальний умысел - Шарп Том

— В том самом, — сказала Соня. — Дошло?

До Пипера наконец дошло, и местоблюститель автора «Девства ради помедлите о мужчины» кинулся из постели в ванную. Между Искусством и Жизнью оказались непредвиденные противоречия. Физиологические.

* * *

А в штате Мэн, в огромном доме над Французовым заливом Бэби Хатчмейер, урожденная Зугг, мисс Пенобскот 1935 года, нежилась на необъятной водяной тахте и думала о Пипере. На ее ночном столике кроме «Девства» лежал витамин «С» и стоял стакан шотландского виски. Она перечла книгу третий раз и вполне уверилась, что наконец-то опубликован молодой автор, способный оценить пожилых женщин. Правда, Бэби трудно было назвать пожилой. В свои сорок, то бишь пятьдесят восемь лет она была сложена как пострадавшая в авариях восемнадцатилетняя девушка и выглядела как забальзамированная двадцатипятилетняя женщина. Словом, у нее было все, что требуется, и это все требовалось Хатчмейеру первые десять лет их брака и оставалось в небрежении следующие тридцать. Он растрачивал свое мужское внимание и бычачий пыл на секретарш, стенографисток, а порою — на стриптизерок в Лас-Вегасе, Париже и Токио. Бэби смотрела на это сквозь пальцы, а он никак не стеснял ее в деньгах и с горем пополам терпел ее художественные, светские, метафизические и экологические увлечения, перед всеми хвастая своим счастливым браком. Бэби нанимала загорелых молодых декораторов и обновляла обстановку и себя даже чаще, чем это было необходимо. Она сделала столько косметических операций, что однажды Хатчмейер, вернувшись из блудной поездки, попросту не узнал ее. Тогда-то впервые и зашла речь о разводе.

— Ах, я тебя больше не задеваю за живое, — сказала Бэби, — ну, ты меня тоже не очень-то задеваешь. Последний раз ты раскачался, помнится, осенью пятьдесят пятого, пьяный в доску.

— Еще бы не пьяный, — съязвил Хатчмейер и тут же пожалел об этом. Бэби живо поставила его на место.

— Я тут вникала в твои делишки, — сказала она.

— А я и не скрываю. В моем положении опасно прослыть импотентом. Если подумают, что мне это дело уже не по возрасту, то и капиталом в случае чего никто не поможет.

— Тебе это дело вполне по возрасту, — сказала Бэби, — только я говорю о другом: о твоих финансовых махинациях. Хочешь развод — пожалуйста. Деньги пополам, выкладывай двадцать миллионов долларов.

— Ты что, спятила? — взревел Хатчмейер. — И думать забудь!

— А ты забудь думать о разводе. Я же тебе говорю: я разобралась в твоей бухгалтерии. И если тебе хочется, чтобы ФБР, Налоговое управление и судейские узнали, как ты уклоняешься от налогов, берешь взятки и субсидируешь преступный мир, то…

Хатчмейеру этого не хотелось.

— Ладно, не будем мешать друг другу, — горько сказал он.

— Только запомни, — посоветовала Бэби, — не дай бог со мной случится что-нибудь внезапное или необъяснимое: фотокопии нужных документов имеются, и у моих поверенных, и в банковском сейфе…

Хатчмейер запомнил. Он распорядился, чтобы к сидению в ее «Линкольне» приделали дополнительный ремень, и велел ей ездить осторожнее. Дом остался проходным двором для декораторов, актеров, художников и прочих фаворитов Бэби. Однажды вечером ей даже удалось обратать Макморди, после чего она тут же вычла у него из жалованья тысячу долларов — за износ оборудования, как злобно сострил Хатчмейер. Но Макморди такой статьи расходов не признавал и заявил Бэби протест. Хатчмейер возместил ему вдвое и принес свои извинения.

И все же Бэби никак не могла успокоиться на достигнутом. Когда ей не подворачивалось никого и ничего интересного, она читала. Поначалу Хатчмейер даже поощрял ее тягу к печатному слову, решив, что Бэби либо растет над собой, либо сходит на нет. Как обычно в случае с нею, он был неправ. Самоусовершенствование путем косметических операций вкупе с духовными запросами образовало жуткий гибрид. Из недалекой подштопанной шлюхи Бэби стала начитанной женщиной. Это превращение Хатчмейер заметил, вернувшись с франкфуртской книжной ярмарки и застав жену за чтением «Идиота».

— Как ты сказала? — не поверил он своим ушам, услышав, что книга эта увлекательная и полезная. — Для кого это она полезная?

— Для современного общества, пораженного духовным кризисом, — ответила Бэби. — Для нас.

— «Идиот» — для нас? — возмутился Хатчмейер. — Про то, как один малый вообразил себя Наполеоном, пришиб топором старушонку — и это для нас полезно? Большая мне будет польза — как от дырки в голове.