Р.А.Б. - Минаев Сергей

Возвращался на свое место он очень медленно, будто каждый шаг давался ему с огромным трудом. Пробегавшие по коридорам коллеги жались по стенкам, мило щебетавшие секретарши на ресепшен вмиг умолкли, даже вечно гудящий ксерокс и тот, кажется, замер. Проходя мимо нашего пенала, он открыл дверь, просунул голову, оглядел нас, хотел было что-то сказать, потом поморщился и свалил. Честно говоря, мы даже не успели надеть приличествующие моменту скорбные лица. Сидели и занимались своими делами, точнее бездельем. Он понял, что говорить особенно нечего. Мы и так в курсе.

Потому что ровно в девять сорок пять мы получили мейл all staff, сухо сообщивший, что с сегодняшнего дня Львов руководителем более не является. Компания благодарит его за огромный вклад, за самоотдачу, за годы, проведенные в корпорации, а главное, за результаты, достигнутые на посту руководителя (за которые его и вышвырнули). Переводя с корпоративного на русский, это значило, что теперь Львов – никто, полное чмо, ничтожество, пустое место, кретин и главный виновный в проваленном плане. И вообще, с сегодняшнего дня компания не уверена, что у нее был такой сотрудник, и компании кажется, что все сотрудники в этом также не уверены.

Львов понуро возвращался на свое место. Из спортивного, моложавого чувака в ладно скроенном костюме, с хорошей стрижкой и немного самодовольным лицом он в одночасье превратился в понурого мужика лет под сорок. Даже костюм его выглядел каким-то непростительно мятым. Мужик бросил усталый взгляд на ресепшн, опустил плечи, посерел лицом и перед тем как зайти к себе, хриплым голосом попросил секретарей принести ему пару пустых коробок. Что они и исполнили незамедлительно. Принесли аж три. Каждая секретарша несла свою коробку на вытянутых руках, как шапку Мономаха, и аккуратно поставила ее на стол. Все делалось нарочито медленно, так, чтобы успеть упиться отчаянием очередного раздавленного машиной человека.

И мы не можем винить этих тварей. Не каждый день компания позволяет себе таким образом разнообразить досуг своих подчиненных. Ведь увольнения в большом коллективе служат для нас тем, чем служили публичные казни на площади для праздных зевак Средневековья.

Не знаю, что думал в эти минуты Львов. Вспоминал ли он то время, когда что-то еще можно было изменить? Винил ли нас? Или коммерческого? Или думал, что скажет сегодня жене? Или подсчитывал компенсацию? Или просто тупо не мог сообразить, как же оно все так вышло? А может быть, Львов унесся мыслями в сегодняшнее утро, когда он тщательно брился, еще более тщательно выбирал галстук, придирчиво осматривал себя в зеркало перед уходом, целовал жену, репетировал по дороге в офис «служебное» выражение лица – в общем, делал все, чтобы выглядеть наилучшим образом. Не зная, что именно сегодня его и вышвырнут. Честно говоря меня это не волновало. Может я и бессердечный ублюдок, но Львов, пожалуй, был ублюдком похлеще.

Зато у меня не хватило лицемерия оказаться среди тех, кто, вроде Нестерова, зашел пожать ему на прощанье руку. Впрочем, так же, как не хватило цинизма отправить ему конверт, как Загорецкий. Конверт, в котором лежала открытка в стиле пятидесятых, на которой мускулистый рабочий поднимал вверх кулак, декламируя:

Интересно, что слово «был» стало использоваться применительно к Львову практически через пять минут после появления емейла. Такой уж у нас чуткий коллектив.

Пока Львов заканчивал складывать в коробки развешанные по стенам корпоративные дипломы и памятные грамоты, собирать со стола трогательные рамочки с фотографиями жены и детей, настольные аксессуары, подаренные ему коллегами, и прочую шнягу, мы всемером сидели в большом кабинете коммерческого директора, Анатолия Владимировича Юсупова, который играл бровями, стремясь придать своей физиономии особую важность.

– Коллеги, – начал он утробно, – вы, надеюсь, понимаете, в силу каких причин руководство приняло решение об увольнении Львова и в каком положении находится ваш департамент продаж?

(Еще бы мы не понимали. Эти самые причины перед вами и сидят.)

– Буду краток. – Юсупов сделал паузу. – Я принял решение не открывать вакансию руководителя департамента и не привлекать на этот пост «варяга». – (Опа! Денег рекрутерам жалко платить?) – Я хочу спросить каждого из вас, – опять пауза: – спросите себя и ответьте мне, – очень долгая пауза, – готов ли каждый из вас занять пост Львова?

Коллеги воспряли, непонимающе выпучив глаза. Загорецкий даже хмыкнул, видимо представив этакого дракона о семи головах – коллективного топ-менеджера. «Чудище обло озорно огромно стозевно и лаяй» – вспомнилось мне из школьной программы.

– Это как? – переспросил Старостин. – Вы что имеете в виду?

– Я лично давно готов, – не дожидаясь ответа, высказался Нестеров.

– У каждого из вас есть два с половиной месяца, до двадцатого декабря, чтобы проявить свои лучшие качества и показать результаты, которые помогут вашему департаменту сократить отставание от плана. На основании личных достижений одному из вас компания предложит занять пост руководителя продаж. До двадцатого числа ваш департамент находится под моим непосредственным руководством.

«Вот как тебя учредители-то прижали, – подумалось мне. – Ну что же, результаты так результаты. Значит Евдокимов. Не самый плохой вариант». Видимо, Евдокимов подумал о том же. Он отвернулся к окну и поправил очки. Нестеров быстро зыркнул в его сторону и тоже отвернулся. Загорецкий рассматривал собственные ногти. Захаровой и Старостину было все равно. Керимов ерзал. На его лице отразилось полное непонимание своих дальнейших действий. Вечно лавируя между Нестеровым и Загорецким, теперь, с появлением в игре новой персоны, которая, по-видимому, и станет ферзем, он отчаянно соображал, как же ему лизать не две, а три задницы сразу?

А я раздумывал над тем, что вот наконец случилось то, ради чего были все эти унижения, ломки, лизоблюдство, нервные срывы и переутомления. Шанс, который я, отчаявшись, и ждать-то перестал. Я, именно я стану той самой «темной лошадкой», о которой все и думать забыли, которая было забилась в угол, а теперь прерывисто дышит, раздувая ноздри, в предвкушении победы в карьерном забеге. Перед моими глазами пронеслась вся моя короткая история работы в компании. Все друзья и враги. Все обиды и маленькие победы. Я буду бороться. Я выиграю. Я не могу не выиграть. Я порву их. Я загоню всех своих «животных». Плевать на команду, плевать на этику. Последний шанс. Это вопрос выживания. Или я их, или они меня. Я чувствовал, как ненависть к коллегам медленно наполняет мои глаза, в висках пульсирует кровь. Желание занять это место любой ценой вспыхнуло, заслонив все прочие.

За большим панорамным окном светило слабое осеннее солнце. По Москве-реке плыл одинокий буксир с ржавыми бортами. Кажется, на борту было написано «Слава», хотя я не уверен. Кутузовский стоял в обе стороны. На перекрестке пешеходы изготовились перебегать улицу. Они дожидались зеленого светофора, как солдаты команды «Вперед!». Все казалось каким-то неестественно застывшим. Приготовившимся. Напряженно выжидающим. Даже стая птиц над крышами строящихся небоскребов Москва-Сити пролетала особенно медленно. Юсупов все бубнил. Коллеги, будто по команде «вольно», уже расслабились в креслах.

Я смотрел туда, где кончались стеклянные коробки небоскребов, туда, где, наверное, мог бы быть виден лес. Небоскребы были серо-зеленого цвета. Все это странно диссонировало с необычайно голубым небом, которое сулило надежду.

– Исаев, а ты хочешь что-то еще сказать? – выдернул меня обратно голос Юсупова.

– Я? – оглядевшись, я не увидел коллег. В кабинете были только я и он. – Я? Что?

– Тебе есть что сказать с глазу на глаз? – Он буравил меня своими маленькими свиными глазками.

– Нет-нет. – Я отрицательно замотал головой. – Нет-нет. Нечего.

– Тогда всего доброго. И помни – у тебя два с половиной месяца.

Вернувшись в пенал позже других, я спинным мозгом ощутил, что в воздухе, и прежде не особенно чистом, запахло серой. Взгляды коллег горели огнем подозрения, каждый еле удерживался от вопроса, который мог стать, как им казалось, определяющим:

– А ЧЕГО ЭТО ТЫ У ЮСУПОВА ЗАДЕРЖАЛСЯ?

Они не могли себе этого простить. Неужели Исаев переиграл нас, искушенных корпоративных волков? Этак легко, неожиданно и нагло. Провел в кабинете коммерческого на минуту больше, чем мы, и все решил! Как оно так вышло? Когда он, сука, успел все продумать? Знал заранее? Готовился? Или… Может быть… нет, в это просто не хочется верить… неужели его готовили?

Для того чтобы прочесть их мысли, не надо быть медиумом. Наверное, я задавал бы те же вопросы, задержись в кабинете Юсупова, к примеру, Керимов или Захарова (в последнем случае эпитеты и догадки были бы жестче в силу половой принадлежности). И я хотел было отпустить шутку, или пригласить Старостина покурить, или с порога объяснить, что просто выпал из хода беседы и не заметил, как все вышли. Но теперь любое мое действие лишь усугубило бы подозрения. Поэтому, не говоря никому ни слова, я подошел к своему столу, вытащил бутылку «Dewars», плеснул грамм сто в кофейную чашку, залпом выпил и уткнулся в монитор.