Женщина-зима - Знаменская Алина

Тимоха подрулил к самому крыльцу Плешивки, Мотоцикл с треском отфыркивался после гонки. Плешивка, щурясь от солнца, смотрела на них через окно. Марина спрыгнула на землю в облаке черемухи, легко вспорхнула на крыльцо. Там лицо в черемуху окунула — надышаться. И оттуда Тимохе пальчиками сделала «пока».

У парня сердце выпрыгнуло и по крыльцу вслед за Мариной — прыг, прыг…

За танцоркой уже дверь закрылась, а он все таращился вслед с блаженной улыбкой.

С остатками улыбки он и домой пришел. Взял ведро с мешанкой, понес корове. И вернулся — выражение лица не изменилось. Физиономия сына весьма удивила Полину.

— Тим, да ты слышишь ли, что я говорю?

Тимоха с трудом вынырнул из своего блаженного состояния и уставился на мать.

— Вот список, говорю, тебе. Все дела твои расписаны на каждый день. Кого кормить, поить, когда доить.

— Ага.

— Деньги вот где лежат. Видел?

— Угу.

— Кур не забывай. Утром давай им лоток зерна и лоток подсолнечника. Загоняй их вечером.

— Ну.

— Тим, я ведь на две недели уезжаю. Справишься?

— А то!

— Если что, сразу к деду! Понял?

— Знаю. Ты утром уезжаешь?

— Завтра с утра. Генка Капустин повезет. Наши выступят — и сразу назад. А я останусь. Для руководителей семинар будет. Учеба. Мастер-классы будут показывать разные актеры, режиссеры. Из Москвы будет театральный критик. Драматурги всякие. Да ты меня слышишь?

— Угу.

— Я у тети Любы поживу. Тебе звонить буду. Да ты не заболел ли?

Полина привычным движением проверила у сына лоб. Все нормально.

— Да здоров я, мам. Поезжай и ни о чем не думай.

— Как не думай? Теленка не забывай поить. И сам вари себе, не ешь всухомятку.

На следующее утро завидовские артисты уезжали на фестиваль в район. Декорации разместили в самом конце автобуса, костюмы развесили по салону, предварительно упаковав в целлофан. Ехали шумно. Всех возбуждало предстоящее выступление в районе. Больше других было слышно, конечно, Ольгу. Она сидела впереди, громко хохотала, то и дело вертелась, пытаясь общаться сразу со всеми. Клавдия Семеновна попробовала завести русскую народную, но ее бесцеремонно заглушил включенный Генкой магнитофон. В общей шумихе не участвовали двое. Как-то так получилось, что Ирма сразу прошла назад, заняла боковое место. А Володька втащил туда декорацию. Поставил и сел рядом. Так они ехали на заднем сиденье, занавешенные костюмами. Притихшие, молчаливые. Впереди них сидела Полина. Умудрялась дремать в общем шуме. Какой-то отрезок пути пришлось ехать проселочной дорогой. Подбрасывало так, что костюмы сыпались с вешалок. На Володьку, сидевшего ближе к проходу, свалилась вешалка с платьями. Он положил ее себе на колени, сдвинувшись к Ирме. Теперь их колени волей-неволей оказались тесно прижатыми друг к другу. Ее левое — к его правому. Это обстоятельство сразу внесло в поездку этих двоих совершенно особенную ноту. Ирма перестала слышать автобус. Кто о чем говорил, кто над чем смеялся? Ее ощущения переместились в область левого колена — через ткань одежды к нему проникало горячее нервное поле сидевшего рядом мужчины. Это было волнующе приятно. Тело расслабилось. Из него совершенно исчезло напряжение. Оно всеми клеточками слушало свое левое колено и отзывалось незнакомыми новыми импульсами. Ирма попыталась эти импульсы расшифровать. Она чуть шевельнулась, устраиваясь поудобнее, Володька мгновенно отреагировал — шевельнулся в ответ, но колено не отодвинул. И она свое не убрала. Ей было приятно греться его теплом и так уютно чувствовать рядом его колено. Наверное, Володька ощущал нечто подобное. Он нашел ладонь Ирмы и накрыл своей. Она руки не убрала. Володька гладил тонкие пальцы, и они в ответ слабо вздрагивали. Ирма смотрела в окно, но все ее существо сейчас было обращено к нему. Она сама испугалась своих ощущений. Вся нежность, которую он накопил и не мог, не смел выразить, щедро лилась теперь через пальцы вверх по руке, к шее, к голове. Все становилось горячим, словно Ирма сидела у огня. Щеки ее пылали, вся она горела, внутри что-то томительно вздрагивало и подкатывало к горлу.

Дорога до райцентра оказалась слишком короткой. Там, на площади, уже выстроились автобусы их конкурентов — многочисленных сельских коллективов, прибывших на фестиваль. Суета сразу же поглотила их — регистрация участников, размещение, обед. После обеда Полина отправилась на жеребьевку и, к своей досаде, вытащила третий номер. Выступать третьими — значит, последними сегодня! Поздно вечером, когда ребята устанут, а ведь им предстоит еще обратная дорога! Она попыталась поменяться местами с Марьевкой или Студенцом, но никто из них не собирался ночевать в райцентре. Оба коллектива планировали вернуться домой засветло. Впрочем, завидовским артистам, похоже, было все нипочем.

В комнате, которую им отвели под гримерку, стоял дым коромыслом. Стол выдвинули на середину, нарезали привезенного с собой сала, бочковых огурцов с чесноком. Откуда-то появилась бутылка самогона. Полина за голову схватилась:

— Вы что творите, граждане? Мы выступаем последними! Последними! Вы до десяти часов должны огурчиками быть!

— Я трезвым на сцену не выйду! — твердо заявил Крошка. — Что хотите со мной делайте.

— Я прослежу, чтобы не больше стопарика на брата! — пообещал Ваня Модный.

Все в один голос его поддержали. Стали разливать. Слава Богу, минут через десять дали звонок на первый спектакль, и Полина приказала сесть всем в зал и смотреть. Гримерку с закуской закрыли на ключ. Непонятно каким образом, но к концу выступления второго коллектива Крошка уже был сильно навеселе и, похоже, совсем не волновался.

— Выведите его на крыльцо! Пусть подышит, — попросила Полина и побежала гримировать Кабаниху.

Прозвенел первый звонок — Крошки нет!

— Где Крошка?

— За сцену пошел, к вам…

— Ищите его!

Полина выбежала на крыльцо. Ей сразу бросилась в глаза перемена, произошедшая в природе за каких-то два часа. Над площадью небо застыло, словно кто натянул ровное серое полотно. Воздух уплотнился, потяжелел. «Только дождя не хватало!» — подумала Полина, представив размытую проселочную дорогу и застрявший колхозный автобус с артистами. Не надо бы сегодня дождя…

Как она и предполагала, Крошка в костюме Дикого (в рубахе с жилеткой и в картузе) торчал у дальнего киоска, покупал сигареты. Полина отчаянно замахала ему. Огромный Крошка невозмутимо и степенно пересек площадь.

— Начинаем уже! — только и сказала Полина, подталкивая его к дверям.

Районный Дом культуры только что пережил ремонт, и выступать здесь было приятно. В зале новые кресла, на сцене свежие, еще не успевшие запылиться кулисы. Возле сцены операторы с камерами толкутся — областное телевидение. Все как положено. Полина смотрела спектакль из зала. И чувствовала сразу все — и огромное единое дыхание зала, и каждый вздох, идущий со сцены, и каждую интонацию и жест. После сцены Кабанихи и Дикого поняла, что все пройдет как надо. Крошка наконец разозлился и сегодня играл именно то, чего она не могла добиться от него до сих пор. Играл самодовольного, зарвавшегося купца. Хорошо играл.

Вообще сегодня все были в ударе. И Ольга, и Клавдия Семеновна, и Ирма… Все Полинины «звезды». После финала их долго не отпускали. Зрители приветствовали сельских артистов стоя. А в завершение Полина увидела Любаву — та возникла из боковой двери с огромной корзиной цветов. Взобралась на сцену, бухнула эту корзину у ног артистов.

— Низкий поклон вам, товарищи!

Полина расползлась в улыбке. Ну Любава! Ну сестра! Она не сразу обратила внимание, что Любава-то мокрая — пиджак хоть выжимай! Артисты ушли переодеваться, а Любава сообщила:

— Там ливень, каких свет не видывал. Ехать вам теперь нельзя. Давай собирай своих — и ко мне. Переночуете. А не то застрянете в поле.

В гримерке Крошка вместе с Ваней Модным допивали самогон. Известие о незапланированной ночевке восприняли почти с энтузиазмом. Даже Клавдия Семеновна не стала возражать. За окном непроницаемой стеной стоял ливень. Нельзя было и представить, что под этот поток воды попадут декорации, костюмы. Их стащили в гримерку. Генка подогнал автобус, все попрыгали в него с криками и визгами. Из-за стены дождя ничего нельзя было разглядеть на расстоянии вытянутой руки.

Артисты быстро освоились в огромной двухэтажной квартире Любавы. Крошка сразу свалился на диван и засопел со свистом. Ваня Модный приставал к хозяйке с разговорами. Генку отправили топить баню, а женщины собрались на кухне. Было шумно, суматошно.

Любава послала сестру в сени за яйцами.

— Там в миске на буфете.

Полина вышла в сени и сразу остановилась. Хотя поток дождя и наделал шуму, она все-таки услышала, что на крыльце под навесом кто-то разговаривает. Сквозь стекло входной двери оно разглядела Ольгу. Полина не собиралась углубляться в суть отношений своих артистов. Нужно было найти яйца, но их-то и не было видно. Полина стала заглядывать во все емкости поочередно. Мед в бидоне, пшено в старой кастрюле. Ну нет никакой миски с яйцами!