Меня создала Англия - Грин Грэм

– Это Энтони говорит, – сказал он. Он узнал голос, узнал это беззащитное простодушие, когда через озеро, мост и набережную, чудом не потерявшись в проводах, донесся короткий и слабый выдох безотчетной радости, надежды, освобождения.

Он спросил:

– Кто говорит?

– Лючия. – Как же он забыл это до глупости претенциозное имя! Она еще говорила, что ее брата зовут Родерик. Отцовские причуды. Тот обожал забытых классиков, что давным-давно собирают пыль на полках публичных библиотек. В Гетеборге он не выпускал из рук любимую книгу, с которой вообще почти никогда не расставался, – «Испанские баллады» Локкарта;

Родерик пришел из этой книги. Откуда явилась Лючия, она уже не помнила. За обедом мистер Дэвидж пообещал Энтони дать почитать Локкарта. – Скоттовского Локкарта, – уточнил он. Выяснилось, что он очень любит поэзию. Понизив голос, мистер Дэвидж восторженно отозвался о Хорне и Александре Смите. – Я люблю что-нибудь основательное, – говорил он, – не лирику, эпос. – Страдая от его навязчивой разговорчивости, дочь ядовито ввернула, что его круг чтения исчерпывается букинистической макулатурой. – Взгляните. Убедитесь сами, – и она презрительно ткнула пальцем в Локкарта, лежавшего рядом с селедкой: на корешке черного истрепавшегося переплета различался старый библиотечный штамп.

– Лючия, – повторил Энтони. – Теперь слышу. Я бы узнал ваш голос из тысячи. Я боялся – вдруг подойдет кто-нибудь из стариков. Не хочется, чтобы у вашей матушки случился разрыв сердца. – Наверное, – сказал упавший голос, – вы забыли. – Ни в коем случае, – возразил Энтони. – Видите ли, я получил довольно важную работу в «Кроге». Только сейчас выдалась минута позвонить. Сбился с ног. Вы бы знали, чем я занимаюсь! Слушайте, вам нравятся тигры? – Тигры?

– Игрушечные. Я сегодня купил одного для вас. Видите, я ничего не забыл. Можно я его принесу в отель?

– А когда?

– Я бы смог подойти часам к двенадцати.

– Ах, Энтони, если бы пораньше. Сейчас уже ничего не получится. Я скоро ложусь спать.

– Еще нет десяти.

– Дома мы всегда ложимся в десять.

– Если мне повезет вырваться, то завтра вечером… – Господи, вот бедняга-то, подумал он, в десять уже ложится; вот скука-то. Надо ее развлечь. Сделать доброе дело. Со щемящим чувством благодарности он думал: в ее глазах я шикарный парень. Верит буквально каждому слову. Дурочка, но очень славная девчушка.

– Опять не получится: мама достала куда-то билеты.

– Тогда послезавтра вечером…

– Один папин друг… Энтони, ничего не выходит. А на той неделе мы уезжаем.

– Давайте пообедаем вместе.

Звучавший безнадежностью голосок начал раздражать его. – Ничего не получается, Энтони. Вы бы видели папин распорядок! Ратуша, музеи, у нас все обеды расписаны. Мы же знакомимся с городом. На полную катушку.

– Ладно, – сдался Энтони, – остается завтрак. – Беззаботно предложил:

– Закатимся куда-нибудь на автомобиле. Когда вы можете? – Может завтра? – Она возбужденно зашептала в трубку:

– Мама идет. Я не хочу, чтобы она знала. Еще увяжется. Придете завтра в восемь на Северный мост?

– Хорошо, – ответил Энтони, вешая трубку. Все же это чертовски рано – в восемь. Это значит встать придется в половине восьмого, в такую рань здесь страшно холодно; ему представилось безрадостное зрелище его комнаты: торчащая в стакане зубная щетка, говорливый клубок водопроводных труб, окно, выходящее в переулок с мусорными ящиками, кран горячей воды, откуда идет холодная, картинки, приклеенные мылом, – он забыл купить кнопки. Ладно, сделаем доброе дело. В дверь будки постучали. Когда-нибудь это все сорвется. Они меня доконают. Но кто эти «они», он не знал. Повернувшись, он увидел, что у будки стоит Крог, и в ту же минуту его лицо залила улыбка, он весь осветился радушием, он опять был славным парнем. – Я очень задержался?

– Я подумал, – сказал Крог, – и ушел. – Словно с трудом веря, что все обстоит так просто, он удивленно продолжал:

– Все вернулись в зал, а мы остались. – Окинул взглядом широкую опустевшую лестницу. – Куда теперь? – Прекрасно, – откликнулся Энтони. – Сначала выберемся на улицу. С пальто и машиной канителиться не будем.

Крог улыбнулся:

– Как просто, – сказал он. – Мне это в голову не приходило. – Они спускались по пустой лестнице. Слабее, чем в телефонной трубке, доносился чей-то поющий голос. – Для меня это целое приключение, Фаррант. Я уже давно не переживал таких приключений. – Однако я ваш телохранитель, – вспомнил Энтони, – я за вас отвечаю, а со мной нет револьвера.