Интердевочка - Кунин Владимир

- Это еще зачем?! - вырывалась я от него.

- Не нужно быть гражданином страны, в которой такие ненормальные законы! Весь цивилизованный мир покупает и продает валюту - для этого построены банки, биржи, грандиозная финансовая система отношений между нормальными государствами… И это абсолютно легально. А у вас почему-то этого нельзя делать!.. Почему нужно сажать человека в тюрьму, если он поменял одну валюту на другую?!

- Но у нас сажают не за обмен, а за спекуляцию! Это ты можешь понять? - я невольно встала на защиту законов, через которые с ежедневным риском перешагивала в течение нескольких последних лет в советском союзе.

- Я ничего не хочу понимать! - закричал он. - Я люблю тебя… Я не могу без тебя жить! Я не хочу быть без тебя!.. Мы поменяем тебе паспорт… Ты станешь подданной Швеции и ваши каннибальские законы не будут тебя касаться!

- А мама?!

- Я добьюсь того, чтобы мама переехала сюда, к нам! Сейчас это уже возможно - даже ваши об этом пишут! Только не бросай меня… Не уезжай… Тебя не выпустят обратно! Пока поймут, что ты не виновата, пройдет очень много времени!.. Я не переживу этого… Ты слышишь?..

- Эдинька! Но там же больная мама!..

- Мы пошлем ей самые лучшие лекарства! Самые дорогие! Я знаю, ты меня еще не любишь… Тебе просто надо было уехать оттуда… Но я же тебя люблю! Я не могу тебя потерять… Я сделаю все, что ты скажешь… Хочешь пить алкоголь - пей. Я боюсь только за твое здоровье. Хочешь, уедем в другую страну? В Австралию… В Новую Зеландию? Там всегда тепло…

- Боже мой! Боже мой… Что же делать, Эдинька?!. - прокричала я и, к удивлению многих шведов, наблюдавших за нами из окон и с тротуара, мы бросились в объятия друг к другу…

В дверях нашей ленинградской квартиры стояли Толя Кудрявцев, Миша и двое каких-то незнакомых - мужчина и женщина. Провожала их моя мама.

- Одну секундочку, Алла Сергеевна, - сказал Толя и повернулся к мужчине и женщине: - Большое спасибо, товарищи. Думаю, нет нужды предупреждать вас, чтобы ничего никому…

- Уж предупредили, - женщина старалась не смотреть на маму.

- Все будет в ажуре, товарищ капитан, - пообещал мужчина.

- Миша, проводи товарищей и подожди меня в машине.

Толя закрыл за ними дверь и сказал:

- Алла Сергеевна, у меня к вам самый последний вопрос. Так сказать, не для протокола. Личный, если позволите.

- Пожалуйста, - тихо проговорила мама.

- Вы, действительно, не знали, чем занималась Таня до отъезда за границу?

Мама промолчала.

- Неужели вы столько лет ничего не подозревали?

- Я должна отвечать? - Жалобно спросила мама.

- Нет, - быстро сказал Толя. - Как хотите…

- Вы знаете, Анатолий Андреевич, может быть, вам это покажется странным и неубедительным… Но мы с Танечкой очень оберегали друг друга, - мама помолчала и твердо добавила: - очень.

- Выздоравливайте, Алла Сергеевна. Всего вам доброго, - сказал Толя и вышел на лестничную площадку.

Козел со своей кодлой из пяти пацанов подошел к нашему подъезду, когда толина машина отъехала от дома. Козел посмотрел ей вслед и протянул компахе пачку американских сигарет:

- Посидите. Я поднимусь, узнаю, может, чего надо.

Пацаны тут же развалились на скамейке у подъезда, достали одинаковые разноцветные зажигалки и демонстративно закурили…

Козел открыл нашу дверь своим ключом и вошел в квартиру. Мама сидела на кухне, разглядывала мои детские фотографии.

- Кто-то был? - подозрительно огляделся Козел.

- Танечкины товарищи приезжали с ее прошлой работы.

- А чего у них тачка с ментовскими номерами?

- Что ты говоришь? - не поняла мама.

- Да, так… Чего-нибудь надо, Алла Сергеевна?

- Если тебя не затруднит, Юрочка, сходи на почту. Дай Тане телеграмму. Вот текст, - мама протянула Козлу тетрадочный лист бумаги. - Тут слова русские, только латинскими буквами. Сумеешь на бланк переписать?

- А чего там написано?

- «Чувствую себя хорошо. Задержись вылетом. Мама». И адрес.

- Так и переписать? - Козлу явно не понравился текст.

- Да. Только латинскими буквами. Вот деньги.

- Ладно, - сказал Козел. - А потом мы с пацанами хотели кое-куда свалить.

- Конечно, конечно, - поторопилась согласиться мама.

На почте Козел стоял за нетрезвым суетливым парнем лет тридцати.

Больше на почте никого не было. Только молоденькая девчонка за стеклом с полукруглым окошечком и надписью: «прием телеграмм и переводов».