Госпиталь - Елизаров Михаил

В уборной с ним случилось помрачение. Когда Кондратьев очнулся, он только помнил, что штанов не снимал и на унитаз не садился. Он ощупал зад руками, но никакого грязного присутствия не почувствовал. Значит, штаны он все-таки снял. И в этом заключалось противоречие. По всем законам логики, раз он снял штаны, но не садился на унитаз, фекалиям полагалось лежать на полу под ногами. Чтобы не губить логику, Кондратьев выловил фекалии из унитаза и положил рядом.

Кондратьев выглянул из уборной и вздрогнул. Мешки в коридоре увиделись ему трупами, полными пищи, но умершими от голода.

«Вот так и я… – тоскливо подумал Кондратьев, и новая волна страха захлестнула его. – Умру, умру, любимые мои!» – метался он по квартире.

Вдруг ему показалось, что мешки на самом деле – его мертвые жены, беременные съестной плотью самого Кондратьева.

Он рухнул на мешок с картошкой, покрывая грубую ткань страстными поцелуями. Потом Кондратьев перевалился к мешку с крупой, извергая нечеловеческие ласки. Лежа на мешке с сахаром, Кондратьев избавился от одежды и по очереди совокупился с каждым мешком.

– Люблю тебя, – шептал он на ухо картофельному, сахарному и гречневому Кондратьеву.

Открылась вдруг чудовищная истина. Перед ним его сакральные тела – три животворных мертвеца, и, поедая их смерть, он поедает собственную жизнь. Едва Кондратьев поглотит своих пищевых двойников, за ним придет его настоящая смерть. Немедленно наметился выход.

– Спасен, спасен! – крикнул Кондратьев, бросаясь к антресолям.

«Это только пища», – шепнул Кондратьеву дьявол.

«Нет!» – звонко пело внутри Кондратьева.

«Еще останутся деньги», – шепнул разум.

– Сребреники! – отвечал Кондратьев.

Наконец отыскалась веревка. Соорудив петлю, Иуда Кондратьев приладил ее к трубе над потолком и, прекращая голоса, повесился ради вечной жизни Христа Кондратьева.

Ван Гог

– Милая девушка, извините, ради Бога, один вопрос: вы могли бы полюбить мужчину без ушей?

Несмотря на явное дружелюбие, уместную деловитость в голосовых модуляциях незнакомца, Лидочка заподозрила скрытый подвох и предпочла угрюмо буркнуть:

– Отстаньте!

– Ну хорошо, сформулируем по-иному: является ли обязательным условием для брака наличие ушей у вашего избранника?

Лидочка гордо вскинула голову с изогнутым, как велосипедный руль, лбом:

– Вы стоите у меня на дороге!

– Ответьте: да или нет, – псевдокапризным тоном потребовал незнакомец.

Лидочка окатила нахала взглядом, полным ледяного презрения.

– Да, мой избранник должен иметь уши! А теперь разрешите пройти!

– Как же так, только выяснилось, что я в вашем вкусе… – Незнакомец решительно скинул капюшон. Лидочка вскрикнула и растерянно заулыбалась. Ее глазам предстали довольно симпатичные, не очень оттопыренные уши.

Незнакомец почтительно перехватил сумку из Лидочкиной руки:

– Если не возражаете, я вас провожу…

– Не возражаю, – по-военному ответила Лидочка.

– Вы не сказали, как вас зовут…

– Лида, и можно на «ты». – Она ужаснулась своей распущенности.

– А ты заскучаешь со мной: я такая старомодная, никуда не хожу, – призналась Лидочка дрожащим от кокетства голосом. С первых шагов знакомства она со светской улыбкой оклеветала несуществовавшего мужа.

– Сбежал к еврейке, за лучшей жизнью, – ввернула Лидочка подслушанную фразу.

– Аналогичная ситуация. – Мужчина сочувственно кивнул, но подробностей не предоставил, лишь повторился: – Аналогичная ситуация.

– Бедный! – Лидочка зажглась игривой мыслью взъерошить спутнику волосы, но промахнулась и тренькнула его по уху, как по струнам. Ухо приняло форму покосившегося писсуара.

Решив, что галлюцинирует, Лидочка взялась за ухо двумя пальцами. Натянулись липкие канатики, оборвались, свертываясь в шарики.

«На соплях держалось», – поняла Лидочка.

Незнакомец заговорщически подмигнул и сказал, приглашая к молчанию:

– Тс-с! – резко отшвырнул сумку и кинулся наутек.

– Помогите! – очнулась Лидочка, и улица пристально окаменела. Кое-кто из граждан бросился вслед за беглецом.

– Держи, держи его! – тоненько верещала Лидочка, пока хвост погони не скрылся за ближайшим поворотом. Тогда Лидочка заткнулась и побежала к дому.

Открывая входную дверь, она обнаружила, что по-прежнему сжимает в руке злополучное ухо. Трепеща от брезгливости, Лидочка швырнула его в унитаз, а потом безутешно разрыдалась.