В обличье вепря - Норфолк Лоуренс

Она разматывает тетиву и натягивает лук, а потом затягивает кожаную петлю на запястье, а выступы расправляет вдоль пальцев и закрепляет на кончиках. Она хрустит костяшками. От пояса отвязывается перекрученная полоска ткани и накидывается на плечи. На солнышке высохнет. Аура тявкает еще раз. Собака унюхала ее и бежит теперь навстречу легкой рысью, прижимаясь к стене тростника. Аталанта развязывает заплечный мешок и высыпает содержимое на землю: двенадцать наконечников для стрел, костяная игла, полоски кожи, пара бронзовых налодыжников, нож. Она проверяет каждый предмет по отдельности, затем кладет обратно в сумку. Прочие охотники вокруг нее заняты примерно тем же самым: выбираются на сухую землю, чистят оружие, соскребывают грязь, завязывают или развязывают полоски кожи или ткани, прикрепляют наконечники к древкам. Движения привычные и отработанные до последней мелочи.

Чуть дальше по берегу Анкей выставил свою двуострую секиру ^[73] между двумя сыновьями Гиппокоонта, которые точат о нее наконечники копий ^[74]. Металлический скрежет складывается в сложный прерывистый ритм. Ее собака учуяла еще какой-то запах. Берег поднимается от кромки воды округлыми волнами желтовато-пыльной земли, покрытой пучками жесткой травы ^[75]. Аталанта смотрит, как ходит ходуном шерсть на спине у собаки, когда та взбирается вверх по склону — и исчезает из виду. Она озадаченно хмурится. Один из точильщиков копий останавливается. Еще дальше по берегу поднимается, оставив работу, еще чья-то голова. Меланион? Слишком далеко отсюда. Момент растягивается, а потом обрывается всплеском резкого собачьего визга.

Она выхватывает нож и срывается с места прежде, чем успевает что бы то ни было сообразить, бежит она широко и быстро. Ей приходилось загонять оленей, но эта местность ей чужая. Холодные леса и нагорья, ледяные ручьи: Аркадия. Она взбирается на гребень холма.

Собаки рычат и выбирают позицию для атаки. Ауру окружила целая свора: молоссы и касторцы ^[76], массивные коричнево-белые твари. Она бросается вперед, обхватывает Ауру поперек живота и чувствует, как клыки проходятся по руке. Она поднимает собаку в воздух. Пес пытается вцепиться ей в предплечье, но клацает зубами в воздухе. Он сшибает его наземь. Потом она слышит едва различимый сквозь лай и визг негромкий металлический звук. Из ножен вынули меч.

Времени думать нет. Охотиться — значит угадывать массы, направления, углы. Этот человек у нее за спиной, чуть левее. Она должна ударить чуть выше, чем следовало бы, заставить его колебаться: не то нагнуть голову, не то защитить лицо рукой. И перерезать ему горло. Водрузить его голову на дерево. А гениталии забрать с собою в качестве трофея. Она проворачивается на пятке, выставляя вперед другую ногу и поднимая руку. До сего дня она еще ни разу не дотрагивалась до мужчины, и ни один мужчина не дотрагивался до нее.

Но этот мужчина стоит так, что из-за спины у него светит солнце, черный силуэт на фоне ослепительно яркого неба. В руке у него меч. Аталанта осекается. Она чует его запах. Разве не точно так же она чувствовала запах Хюлея и Река? ^[77] Шлем с гребнем закрывает его лицо до самого подбородка, тело облито плотно прилегающим кожаным доспехом. Она отдает команду собаке — сиди тихо. Она безоружна, если не считать кривого ножа, слишком короткого, чтобы от него была хоть какая-то польза. Шансов у нее не осталось никаких. Она видит, как хватка на рукояти меча становится крепче, словно этот кулак тоже отлит из бронзы, и как ладонь, рука, плечи и все тело сосредоточиваются на мече. Он на голову выше ее, выше всех, кто нынче вышел на этот берег, за исключением разве что звероподобного Ида ^[78]. Ни единая часть его тела не движется, если не считать глаз, которые скользят по ее телу. Она ждет, когда он шелохнется.

Но вместо того чтобы сделать шаг вперед, он подзывает псов, одного за другим, по именам ^[79]. Тот, которого она сшибла на землю, откликается последним и обходит ее сторонкой, чтобы присоединиться к своре. Мужская тень скрывает ее практически без остатка. Нить ее жизни подрагивает в тени, убегая в спутанный клубок судеб, среди которых именно этой нет и не было. Она едва заметным движением переносит вес тела с ноги на ногу, и его тень сочится, словно жидкость, которая покрывает и пропитывает все ее тело, как незаметный ток подземных вод — или как оскорбление. Шаг назад, думает она, означает отступление. Но и оставаться в его тени тоже нельзя, ибо это можно понять как согласие. Она не знает другого тела, кроме своего собственного. Она знает движение — преследование, плоскую дугу стрелы. И отсутствие движения — ожидание, удар, слабеющую дрожь жертвы и последнюю судорогу, за которой покой. Что теперь?