Воспитание мальчиков - Нестерова Наталья

Мне нравится эта мужская логика! Чтобы иметь долгожданную кошку, надо сначала развести в доме мышей!

Когда дети достигают подросткового возраста и даже раньше — к двенадцати их годам, родительские внимание и надзор ослабевают. Ребенок меньше болеет, самостоятельно ходит в школу и делает домашние задания, не пристает с вопросами и предпочитает проводить время с друзьями, а не с мамой и папой. У папы пик карьеры, мама тоже наверстывает упущенное. Дети подросли, можно и о собственных трудовых успехах подумать.

Между тем в становлении человека это, пожалуй, самое ответственное время. На ребенка вдруг обрушивается осознание собственной ущербности, несоответствия идеалам. Он не такой, каким хотел бы видеть себя. Ребенок в этом возрасте утыкан комплексами как портняжная подушечка иголками, и они больно колются.

Конечно, у девочки может прорваться отчаянное: я некрасивая, у меня прыщи! Мама погладит по головке и, сдерживая улыбку, заверит в обратном, скажет, что купит новый лосьон от прыщей.

Мальчик может выплеснуть наболевшее: я трус, я всего боюсь! Папа, опять-таки сдерживая улыбку, заговорит о том, что как раз трусы считают себя отчаянными смельчаками, а ты, сынок, нормальный.

И эти вырвавшиеся признания — только вершина айсберга, который ребенку предстоит растопить самостоятельно. Или не растопить, всю оставшуюся жизнь прятать свои недостатки (истинные или мнимые — в данном случае значения не имеет) от окружающих.

Мои сыновья не исключение, по косвенным признакам я могла видеть, что их терзают демоны, но считала этих демонов естественной составляющей взросления. Никогда не копалась в их дневниках. Никита и Митя периодически пытались вести дневники, но долго не выдерживали, забрасывали. А ведь бумаге можно доверить то, что не доверишь ни другу, ни тем более родителям. При отъезде из Мексики требовалось уничтожить — сжечь — кучу бумаг, там оказались и дневники детей. Не устояла, прочла. Милые мои мальчики, какие глупости вас беспокоят! Как быстро вы превращаетесь в юношей. Скорректировала свое поведение, чаще заводила разговоры на темы, как бы случайно возникшие…

Я не имею права на предметный рассказ. О собственных комплексах человек только сам может поведать. Подростковые комплексы — это интимное из интимного. Как тело человека имеет участки, которые прячут от посторонних глаз, так и в душе есть неприкосновенное. Хотя что нового мы можем обнаружить на человеческом теле и какие такие страшные тайны хранит детская душа? Ничего сверхъестественного.

Чтобы не ранить сыновей, но донести свою мысль, я поведаю, как сама преодолевала комплексы и страхи.

В девять лет я едва не утонула на Холодном ставке, куда мы приехали с соседями. В Донбассе пруды называют ставком. Плескалась у берега, плавать не умела, отошла чуть в сторону и провалилась в воронку. Меня подхватило, завертело и куда-то понесло. Почему-то увидела себя со стороны. Скорее всего, паникующее воображение образы выдавало. Я похожа на дельфина или акулу — вытянутая, руки прижаты к телу, — несусь в глубине с огромной скоростью. Самое ужасное — нестерпимое желание вздохнуть и вода, попадающая в дыхательное горло. Мрак, темнота. Меня вытащил соседский мальчик, нёс из ставка на руках. Секундное прозрение, открыла глаза — вижу маму, которая мчится навстречу. На маме юбка, а блузки нет, только лифчик и верх комбинации. Короткая мысль — мама в таком виде при чужих? И снова мрак.

После счастливого спасения от утопления у меня развилась даже не водобоязнь, а водоненависть. Пить, конечно, пила, от жажды не спасешься. Воду, компот, ситро — быстро, судорожно проглотить. Но я не мылась и не умывалась по-настоящему. Закрывалась в ванной, пускала воду для конспирации, мочила край полотенца и терла тело и лицо. Зубы не чистила, тоже краем полотенца по ним возила. Но зубную щетку мочила и пасту выдавливала на дно раковины, смывала. Самым страшным было — набрать воду в рот и держать, выполаскивая пасту, или, еще ужасней, ладони сложить лодочкой, набрать воды и поднести к лицу. Чего бояться воды, текущей из крана? Но она мгновенно вызывала непроизвольную реакцию — спазм в горле и удушье. Дыхательные пути точно каменели и снова испытывали вкус, запах — чувство воды, меня убивающей. Это было настолько кошмарно, что любые уловки, вранье маме оправдывались.

Мама, конечно, меня разоблачила и принялась возвращать к нормальным гигиеническим процедурам. Она не стояла у меня над душой, контролируя, а забиралась в ванное корыто вместе со мной. Было тесно, глуповато, непривычно и очень смешно, когда вода выплескивалась от любых наших движений на пол. Худо-бедно я стала мыться и чистить зубы. Но вода, поднесенная к лицу, по-прежнему вызывала панические спазмы. Летом я плескалась у берега в ставках и на речке, но никогда не погружала голову. Все дети любят купаться до посинения, шалеют от радости. Я завидовала чужой радости, но переступить через отвращение к воде не могла.

К двенадцати годам я обросла фобиями под завязку. Прежде всего — я некрасивая. Те, кто говорят, что я симпатичная, просто утешают. Разобраться по отдельности. Нос — картошкой, я даже на него прищепку пыталась цеплять, чтобы выпрямился. Зубы вовсе не ровные, крепкие, не обманывай меня, мама! Они же громадные, лошадиные! Волосы густые, неуправляемые. А самое удручающее — грудь не растет. У всех подружек уже появились волнующие бугорки, двум девочкам лифчики купили, на физкультуре переодеваемся, они хвастаются. А я дылда равноплоская спереди и сзади. Мне никто двенадцати не дает, принимают за пятнадцатилетнюю. Я стала сутулиться, чтобы скрыть свой постыдный дефект.

При очередном посещении врача, которая наблюдала меня по поводу ревматизма, я набралась смелости и на вопрос, что беспокоит, выпалила:

— Грудинет.

— Что-что? — не поняла доктор.

— Груди нет, не растет.

— Вырастет, куда денется, — отмахнулась врач с усмешкой.

О моих терзаниях никто не догадывался. Я не впадала в меланхолию, не рыдала без причин, я была заводной, обожала ролевые игры с переодеваниями в одежду мамы той девочки, в квартире которой собрались. Я разыгрывала спектакли, подсказывая каждой из «актрис» ее текст.

Подросток свято хранит свои комплексы, и если вы не замечаете, как он воет от «горя» в подушку, это вовсе не значит, что он не терзается от собственного несовершенства.

Эти нелепые детские демоны не миновали никого. Просто многие о них забыли. Далее жизнь взорвется гормональным буйством, чувства вспыхнут неожиданные и окрасят даже малозначительные события в яркие краски. Детские рефлексии забудутся, погребенные новыми ощущениями. Но если покопаться в себе, обязательно вспомните, как сущая ерунда или глупость, или навязчивая идея, или чье-то нелицеприятное мимоходное замечание портило вам светлое детство.

Мой школьный друг, моя первая любовь, как-то в минуту откровения рассказал мне, что в детстве ужасно мучился, потому что думал, что его мама — Баба Яга, притворяющаяся хорошей мамой. Откуда это взялось? Он не помнил. Наверное, кто-то из бабушек так обозвал маму. Спросонья, если мама заходила в комнату, наклонялась к нему, он орал от страха. Она не понимала, в чем дело, он боялся объяснить. Как маме скажешь, что она Баба Яга? И это продолжалось долго. Лет до пятнадцати. Уже не так остро — быстрее приходил в себя, но накатывало. «Я очень люблю свою маму!» — подчеркнул мой друг.

Девочка, которую дразнили Кощейкой — она была худа как Кощей Бессмертный, — много лет спустя призналась мне, что в детстве думала, будто внутри нее живет солитер — огромный глист, сжирающий всю проглоченную еду. «Солитер» был ее страхом и проклятием, но она даже не заикнулась про него родителям — не поверят и засмеют.

С другой стороны, для ребенка, как и для взрослого, нет иного способа расправиться с фобиями, как рассказывать о них, много говорить о себе. И — обязательно! — внимательному слушателю, который не пропустит ни одного слова, ни одной мелочи. Но если чужие взрослые фобии кажутся нам ерундой, то детские фобии — ерунда вдвойне. Взрослым некогда слушать эту чепуху, да и дети не стремятся раскрыться. Подобные откровения интересны только психоаналитикам, которые за это получают деньги. Скучнее чужих комплексов только чужие сны. Мы внемлем рассказу про чей-то глупый сон, только рассчитывая, что следующий раз самим представится возможность поведать про собственный ночной бред.

В какой-то момент количество моих комплексов превысило мою способность их выдерживать. Надо что-то делать. Когда я сказала маме, что готова выдернуть передние зубы, чтобы мне вставили новые маленькие красивенькие, мама покрутила пальцем у виска. На сэкономленные от школьных завтраков деньги я отправилась в парикмахерскую и попросила мастера проредить мне волосы — половину выстричь у корня. Парикмахерша сказала, что у меня не все дома, и сделала «модную» стрижку, которая изуродовала меня окончательно. Даже добрая мама сказала, что с густой челкой до бровей я похожа на собачку, выглядывающую из будки. Ходить по дому с прищепкой на носу было противно и больно. Главное — совершенно не эффективно, нос не хотел выпрямляться. Но водобоязнь-то смогу побороть? И я сказала маме, что хочу записаться в бассейн. Мама купила абонемент, три раза в неделю по сорок пять минут. В ВОДЕ!