Венерин башмачок - Знаменская Алина

Ленку он любил долго. С первого курса. Любил издали. А она об этом догадывалась. Но у нее был парень. А потом с этим парнем что-то у них разладилось. И началось лето, студотряд. Он, Сашка Петров, студент-третьекурсник, наконец-то осмелился подойти к Ленке. Чем она так его зацепила? Наверное, тем, что не обращала внимания. И тогда он начал из кожи лезть, чтобы обратила. Он таскал ей кувшинки из деревенского пруда, воровал для нее сочные груши в садах у колхозников и носил ей из леса крупные лиловые колокольчики.

А по вечерам в колхозном клубе были танцы. Магнитофон орал «Аббу» и «Бонн М». Сашка приглашал только Лену. Все медляки. А его приглашала Ира. Сначала он не придал этому значения. Ну потанцевал с ней, ну потрепался о чем-то отвлеченном. Но Ира пригласила его еще. И еще. А в столовой он однажды поймал на себе ее пристальный взгляд, чуть не подавился. И потом, после реки, когда парни мокрые, полуголые возвращались гурьбой с купания и девчонки попались навстречу, Ира, проходя мимо, провела ладошкой, как бы невзначай, по его мокрой груди и протянула:

— При-ве-ет…

Тогда Сашка понял, что является составляющей самого настоящего любовного треугольника: Лена — Саша — Ира.

Нет, об Ире и речи идти не могло! Он ее никогда не замечал. Хотя пришлось. Она стала попадаться ему на глаза. Остроносая, быстроглазая. Он не смог бы сказать — красивая она или нет. Тогда весь мир делился для него на две части: Лена и… остальные девушки. Теперь-то он понимает, что и Лена в общепринятом смысле красавицей не была, но… Выходили девчонки на крыльцо сельского клуба, и он видел ее одну. Словно волшебный фонарь мгновенно высвечивал ее из толпы.

А вот Ира… Та словно из-под земли вырастала. Он всегда пугался ее появления. И как оказалось — не зря пугался.

То лето, между третьим и четвертым курсами, было таким насыщенным на чувства, что навсегда врезалось в память. Плотно, до мелочей. Он помнил вкус деревенского хлеба и вкус молока. Густой камфорный запах пижмы по дороге на полевой стан… Крепкий, чадящий дух трав за селом, куда с Леной ходили гулять вечерами. Первая ассоциация со словом «счастье» для Петрова — эта деревня. Студотряд. Лена.

Отношения развивались медленно, не бурно. Но — развивались. Она соглашалась на его предложения погулять, она танцевала с ним. И он не торопил события. Он видел: Лена точно оттаивает от глубокого потрясения, она пока не готова к бурным проявлениям чувств. А он готов был ждать, сколько понадобится. Дело в том, что он-то любил ее давно, помнил ее всякую. Первокурсницу с наивными глазами, второкурсницу — влюбленную и грустную. Взгляд у нее тогда и Вправду изменился. Петров это помнил хорошо. И своего соперника он невольно изучал тогда. И бесился, и злился, и ждал. И его терпение было вознаграждено — они расстались.

Итак, к четвертому курсу он знал о Лене довольно много, а она о нем — ничего. Она присматривалась к нему, терпеливо выслушивала его бестолковую болтовню, его шуточки. А он, надо сказать, соловьем заливался! И гуляли они ночи напролет, и, наверное, поэтому горячий дух разнотравья так врезался в память. Был настоян на поцелуях. Целовались… Да где они только не целовались! Сидя на огромном стоге сена за селом, провожая малиновое солнце, и в молочно-теплой ночной реке, и в чужом саду, густо пахнущем нагретыми солнцем яблоками.

Но — только целовались. Больше ему ничего не позволялось. Он смиренно соглашался, что — да, все будет потом, после свадьбы. А свадьбу было решено играть осенью, в институтском общежитии, студенческую. Они строили планы и снова обсуждали детали. И целовались — до боли в губах.

Однажды он, как обычно, возвращался со свидания, уже почти дошел до своего барака, когда вплотную столкнулся с Ирой.

— Кого я вижу! — воскликнула она, хотя Петров не сомневался: столкновение не было случайным. Ира где-то поблизости отиралась, поджидая его.

Она что-то такое затянула насчет тех, кто бродит по ночам, но он ответил:

— А сама? Чего бродишь?

Ира взяла его за плечи с самым таинственным видом. Развернула в сторону леса. Там, над самыми макушками сосен, спелым персиком висела луна.

— Я ворожу на полную луну, — протяжно, словно передразнивая персонаж из фильма ужасов, пропела Ира.

— А-а… — протянул Петров и зевнул.

И тогда Ира рассмеялась и бросила в него горсть каких-то цветов. Или листьев. Короче, это были растения, которые она надергала, поджидая его. Так он тогда думал. Он ни в какую ворожбу не верил и сейчас не верит. Пришел в барак, забрался на свою постель и уснул молодым сном без сновидений.

Спал он в то лето не больше четырех часов в сутки, но усталости не ощущал. В нем ключом бил избыток жизненных сил.

Как-то в самом конце смены Лене понадобилось съездить домой. То ли мать заболела, то ли бабушка. Он проводил ее до райцентра, в поезд посадил. Вернулся, а в отряде — дым коромыслом. У кого-то из девчат день рождения. Стол студенческий — огурцы, консервы. Наливка бабы Глаши. Все девчонки в венках, в глазах зарябило. Он только вошел, ему с порога: «Опоздавшему — штрафную!» И Ира протягивает ему полный стакан этой самой наливки. И ведь ничто ему не шепнуло: «Не пей, Сашка, из ее рук!» Ничто не шепнуло. И он выпил. До дна. А Ира, пока он пил, стояла и смотрела на него в упор. И, как ему показалось, шептала что-то себе под нос. Он выпил и язык ей показал. Не шепчи, мол, не выйдет! А она в ответ рассмеялась, кинулась к нему и поцеловала в губы. Ее оттащили, напомнили, что не она именинница. А потом, когда «уговорили» пятилитровый бидончик наливки, слопали все огурцы и вылизали банки из-под шпрот, отправились купаться. Бесились в воде дотемна, а потом, кто был в состоянии куролесить дальше, отправились на танцы.

Петров на танцы не пошел, потому что был один, без Лены. И решил, что в одиночестве обойдет все их с Леной места. И, в сладком опьянении от любви и от наливки, двинулся простеньким деревенским маршрутом. Он шел и улыбался своим мыслям. Думал о Лене, о том, как безумно он ее любит. Мечтал…

Ира выросла как из-под земли.

Она была в одном венке. Было темно, и луна шла на убыль, но он сразу понял — она голая. Петров попятился, но Ира наступала на него и тихо говорила свое. Как заклинание, повторяла: «Ты мой, Сашенька, ты мой. Сегодня никто не помешает, сегодня ты мой…»

Петров понял, что Ирка перепила и завтра они оба пожалеют обо всем. Он был, конечно, пьяный, но не настолько, чтобы переспать с кем угодно. Какой-никакой контроль еще пульсировал в глубине сознания. Он начал утешать Иру словами:

— Ты хорошая, Ир, ты мне нравишься… Но я не могу… Я Лену люблю, ты же знаешь. Мы женимся. А у тебя все еще будет…

Он пятился и в конце концов уперся спиной в стог.

— Ничего не говори, Сашенька. Только сегодня… Один раз…

Она подошла к нему вплотную, прямо по мозгам ударил запах ее тела — запах молодой женской страсти. Она взяла его руки и положила себе на грудь…

…Утром Петров проснулся от палящего солнца. Оно жгло затылок. Где-то рядом тарахтел трактор, на телеге гремели бидоны. Он лежал в стогу, совершенно голый, а его штаны и кроссовки валялись поодаль. Голова гудела так, что он не мог идти. Каждый шаг отдавался набатом в голове. Кое-как добрел до реки, лег в воду у самого берега — отмокать. Кое-как отошел.

Ира после того случая как бы исчезла с глаз. Вела себя тихо, не докучала. Потом, на трезвую голову, Сашка Петров даже начал сомневаться: а было ли что или ему по пьянке привиделось? Было очень удобно думать, что привиделось.

У них с Леной все закрутилось, они не могли друг без друга ни минуты. Он сидел у двери ее аудитории, поджидая окончания лекций. Он таскался с ней по музеям и выставочным залам, а по выходным разгружал вагоны, зарабатывая на свадьбу.

А в «октябре багрянолистом» в один из теплых дней его догнана Ира и буднично так спросила:

— Ты еще не обедал?

Сашка всегда терялся в ее присутствии. Не знал, куда глаза деть. Ему хотелось на все ее вопросы ответить отрицательно. И он с готовностью покрутил головой. Нет, не обедал.

— Тогда пошли в пельменную. Я угощаю.

— Что, есть повод? — тупо ляпнул он, придумывая правдоподобную отмазку.

— Есть, — коротко согласилась Ира. Взяла его за руку и повела.

Отмазки он так и не придумал. Покорно проследовал за ней в маленькую пельменную, расположенную в подвальном помещении недалеко от института. Послушно взял из рук глиняный горшочек с пельменями. Места в этом заведении были только стоячие, с крючками для сумок. Расположились в углу. Петров давился пельменями, запивал компотом и лихорадочно вспоминал все слышанные когда-либо анекдоты. Пытался острить. Ирка ела молча, изредка поглядывая на него. Ее молчание напрягало. Оно не соответствовало ее природе, за ним что-то крылось. Он приготовился твердо дать отпор, если она вновь попытается «посягнуть на его честь».

Девушка доела пельмени, задумчиво поковыряла в зубах. И сообщила: