Лучшая ночь для поездки в Китай - Гилмор Дэвид

— Конечно, теперь, когда я здесь, я думаю: и что дальше? — сказала она.

— Точно.

Она сказала:

— Мы вроде бы летели с вами одним самолетом, не так ли?

— Да, это так.

— На самом деле, поправьте меня, если я ошибаюсь, вроде все пошло просто ужасно. — Она мило и грустно рассмеялась.

Мы смотрели на людей, идущих по дороге.

— Знаете, что я заметила? — спросила она.

— Что?

— Я заметила, что люди, которые много путешествуют…

— Да.

— Никогда не задают вопросов. У них ни к кому нет любопытства. Вы когда-нибудь это замечали?

— Пожалуй, да.

— Думаешь про людей, что они будут любопытными.

— Это так и не так.

Она смотрела на меня одно мгновение.

— Тогда задайте мне вопрос.

Я сказал:

— Позвольте мне заказать вам выпить. Что-нибудь подходящее.

— Подходящее, да?

— Да. И давайте просто посидим здесь и посмотрим вокруг.

Он позвенела браслетом на запястье и потом потеряла к нему интерес.

— Не возражаете, если я закурю?

— Нет, пожалуйста.

Собака залаяла на дороге; что-то сдвинулось в растительности; проехала машина.

— Это немного вроде необычно, — сказала она. — Вас приглашают выпить и потом просят не разговаривать.

— Можете говорить, если хотите.

Она отхлебнула пива.

— Вы просто не собираетесь обращать внимание.

— Умеренное внимание. — Я махнул официанту: — Два коньяка, пожалуйста.

— Не возражаете, если я кое-что у вас спрошу? — сказала она.

— Зависит от того — что.

Но ей не удалось продолжить, потому что в этот момент пожилая пара прошла по дороге и поднялась по ступеням. Они были дорого одеты и прекрасно проводили время. Может быть, у них была годовщина. Они приветствовали нас с английским акцентом и прошли в бар, мужчина, седоволосый, очень осторожно придерживал жену за спину. Они устроились в кабинке.

Появился коньяк. Мы пили его в молчании, глядя на дорогу, за которой был океан.

— Хорошо, — сказала она.

— Да.

— Приятно выпить с кем-то в чужой стране.

— Это так.

— Теперь я могу вернуться в отель с сознанием, что сделала что-то стоящее в свой первый вечер в этом городе. — Она пыхнула сигаретой, задумчиво выдохнула дым. — Как вас зовут?

Секунду я колебался, но проблема того не стоила. Я сказал:

— Роман.

Она сказала:

— Вы хороший человек, Роман. Должно быть, Бог послал мне вас.

— Спасибо.

— Вы — моя добрая фея, — сказала она.

— Что?

Седовласый англичанин поднялся из своей кабинки, его жена улыбалась, он прошел к бару. Что-то было в его движениях — изящество давно женатого пожилого человека, — что заставило меня смотреть ему вслед. Долговязый официант поменял американские доллары, музыка остановилась, мужчина вернулся в свою кабинку, его жена смотрела на него с ожиданием; потом со скрипом старой виниловой пластинки Эдит Пиаф запела «La Vie en Rose»;^[14] седовласый мужчина поднял жену, она положила руку ему на плечо, посмотрела на него с изумлением, нежностью и любовью, вы должны много-много лет любить кого-то, чтобы смотреть на него так, и они немного потанцевали, недалеко от своей кабинки, не напоказ, хотя все смотрели на них. Двое, немного сгорбленные возрастом, с морщинистыми руками. Я пытался представить себе М. и меня через тридцать, сорок лет дороги, но то, что я видел, казалось необъяснимым, — была полоса шоссе где-то за городом, прямо рядом с мостом, снег вился поземкой по асфальту под порывами ветра.

— Вы хотите потанцевать? — сказала она.

Я сказал:

— Нет, сейчас нет, спасибо.

— Давайте, — сказала она, — тряхнем стариной.

Я наклонился и поцеловал ее в щеку.

— Вы мне нравитесь, — сказал я, — но мне пора идти.

Я шагнул из патио на дорогу, пересек ее, не оглядываясь, и стал спускаться по белой песчаной дорожке, пока она не исчезла в лесу. Она шла дальше, через деревья, в сырую растительность, уходя зигзагами то в одну, то в другую сторону, запах океана становился сильнее, луна висела над головой абсолютно круглая, абсолютно нейтральная. Я вышел на прогалину, на пляж с темным песком. Туристы никогда сюда не заходили; морские раковины резали им ноги. Рядом со старым бревном, под кипой мертвых ветвей, я обнаружил каноэ Потца. Иногда, поздно ночью, вооруженные только мотком веревки и гигантским серебряным крюком с приманкой, мы отправлялись рыбачить, охотиться на барракуду.