Лондонские поля - Эмис Мартин

Это тоже была испанка. Звали ее Инкарнация. И была она домработницей Марка Эспри. Она возвестила мне об этом по-английски, после чего воспроизвела кое-что из этих сведений для Оксилиадоры — на переполненном божбой наречии, которое прихватила с собою из Андалузии. Я быстренько отыскал приветственную записку Марка Эспри: так и есть, был в ней постскриптум, где говорилось об испанском его «сокровище», о домработнице, что отбыла на отдых в свою родную Гранаду, но вскоре должна была вернуться.

Все это было крайне затруднительно. По сути, я здорово перепугался. Вот уже несколько недель не испытывал я подобного испуга. Проводив Окси до двери, я извинился перед нею и заплатил за труды. Затем поспешил укрыться в кабинете. Когда Инкарнация выставила меня оттуда, я вернулся в гостиную, где обнаружил, что большой ореховый стол — прежде совершенно пустынный, если не считать вазы со смесью из засушенных цветов — весь заставлен до сих пор не виденными мною гонгами, кубками и обелисками (Инкарнация извлекла их на свет божий из какого-то бездонного сундука с трофеями). Кроме того, на столе было теперь около дюжины фотографий Марка Эспри, произносящего речи на приемах, окруженного ласками, обильно расточаемыми старлетками, или же хмурящего лоб в беседах с почтительными собратьями-умниками… Он похож на принца Эндрю^[21]. Возможно, он и есть принц Эндрю: пока еще не женатый, еще не располневший, не раздобревший на чрезмерно сытной стряпне Ферджи. Усмешливые глаза, обхваченные мясистыми щеками. Необычайная алчность зубов.

Нынче вечером — обед на Лэнсдаун-креснт. Лиззибу тоже там будет.

На обратном пути мне надлежит сделать остановку на тупиковой улочке: коктейли с Николь Сикс.

В противоположность всем этим успехам, я почти отчаялся попасть в дом к Киту. Есть у меня на этот счет одна задумка, да большой кропотливости требует. Она касается малышки Ким. Маленькой его девочки.

Дом Кита — отнюдь не его жилище. (К тому же он, в общем-то, и не дом.) Это так, просто некое место, где обитают его жена и ребенок, некое место, где Кит может отоспаться, прежде чем снова стать готовым к рюмашкам или дротикам. Часто рассыпаясь в похвалах, расточаемых своему псу, Клайву, Кит никогда не упоминает о Ким, разве что в случаях сугубого опьянения. Тогда он выдает такие перлы, как «Я в этой девочке души не чаю» и «Эта девочка для меня — все на свете». Но если наводить его на подобные разговоры, побуждать его к ним, то он, когда дело касается ребенка, снисходит лишь до того, чтобы поносить Кэт за ее праздность, за нехватку выносливости.

— Я что имею в виду? — сказал он мне в «Черном Кресте», а то и в «Голгофе», своем питейном клубе («Голгофа» открыта двадцать четыре часа в сутки. Впрочем, «Черный Крест» тоже работает круглосуточно). — Непонятно, чего такого она ждет. Все причитает и причитает. Дочка то… Дочка се… Ах, я не высыпаюсь!.. Ну и? На то они и бабы, чтоб детьми заниматься.

— Это, Кит, может быть очень трудно, — предостерег его я. — Мне приходилось смотреть за детьми — за маленькими детьми. Они обожают своих матерей, но они же их и мучают. Подвергают их особой пытке — лишают сна.

Он взглянул на меня в недоумении. Не требуется быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, о чем думает Кит. Прежде всего, бросается в глаза, что думает он не слишком-то много. Самая трудность, которую представляет для него это занятие, недостаточная натренированность извилин заглавными буквами возвещают о себе на его лбу. Это вроде как газетные заголовки. Лицо у Кита — словно страница таблоида. Шок. Ужас. Нахмурит ли он брови, мелькнет ли в его глазах понимание — прочитать его мысли легче легкого. Сейчас там значилось нечто вроде: «А чего ради этому типу понадобилось приглядывать за малышами?» Он сказал:

— Да, но это же не то, что настоящая работа. Половину времени их попросту держат в этой их штуковине — как бишь ее? — в манеже. А с чего это ты приглядывал за малышами?

— Два года назад я потерял брата. — Это было правдой. И говорить об этом было непростительно. Дэвид. Мне очень жаль. Я у тебя в долгу. Все из-за этих писательских мытарств. — Ну так вот. Одному их ребенку было два, а другой только-только родился. Я был с ними, покуда все там утрясалось.

Лицо Кита сказало: «Да, печально. Бывает. Можешь не продолжать».

Но я продолжил. Я вот что сказал:

— Все, что Кэт требуется, так это пара часов в сутки без ребенка на руках. Это бы ее совершенно преобразило. Лично я рад был бы помочь. Гай нанимает нянь-мужчин, — вставил я кстати. — А ты мог бы тем временем погулять с ней в парке. Я детишек вообще-то люблю.