Суббота - Макьюэн Иэн

Иоанн Грамматик был движущей силой и в жизни Дейзи — по крайней мере, до тех пор, пока их отношения не разладились. Когда ей было тринадцать — примерно тогда же Иоанн научил ее брата играть буги в до-мажоре, — он попросил рассказать, какие книги ей нравятся. Выслушав, объявил, что все эти «подростковые романы» только засоряют детям голову. И убедил ее почитать «Джейн Эйр»: первые главы прочел ей вслух, подробно расписал грядущие удовольствия. И она принялась за дело — просто чтобы порадовать деда. Язык у книжки, говорила она, какой-то странный, предложения слишком длинные, и картинки в голове не складываются. Пероун попробовал сам — и вполне с ней согласился. Однако Иоанн не отставал от внучки; и где-то через сто страниц страдания Джейн ее так растрогали, что она даже есть отказывалась — так ей не хотелось отрываться от книжки. Однажды после обеда они всей семьей решили погулять по полям. Пошли все, кроме Дейзи: до конца книги оставалась сорок одна страница. Вернувшись, они обнаружили, что Дейзи сидит под деревом и горько плачет — не потому, что ей жалко Джейн, а оттого, что Шарлотта Бронте давно умерла и никогда больше ничего не напишет. Она плачет от восхищения, объясняла она сквозь слезы: прежде она и не подозревала, что на свете бывает такое. Какое «такое»? — спросил Грамматик. Ах, дедушка, ну вот когда дети из приюта умирают, а на улице светит солнце, и небо голубое; или вот это, когда Рочестер переодевается цыганкой; или когда Джейн в первый раз встречает Берту, похожую на дикого зверя…

Иоанн дал ей «Превращение» Кафки — идеальная книга для тринадцатилетней девочки, сказал он. Эту страшную сказку Дейзи прочла в один присест и потребовала, чтобы ее прочли и отец с матерью. Однажды утром, на рассвете, заявилась к ним в спальню, присела на кровать и сообщила, что Грегору Замзе страшно не повезло в жизни: у него были такие кошмарные родители! Хорошо, хоть сестра его любила! Розалинд прочла книгу за полтора часа, не отрываясь, как будто это статья из юридического журнала. Да и самому Пероуну, по натуре не расположенному к историям о невероятных превращениях, пришлось признать, что к концу книга его… заинтриговала (более сильные выражения он не решился употреблять даже наедине с собой). Особенно понравилась ему бездумная жестокость сестры на последней странице, когда она, в трамвае с родителями, встает первой и «выпрямляет свое молодое тело», готовая начать новую, чувственную жизнь. В такое превращение он мог поверить. Первая книга, рекомендованная ему Дейзи, с нее началось его литературное образование под присмотром дочери. С тех пор Генри старается читать все, что она предлагает, однако это его не спасает: Дейзи считает отца безнадежным и грубым материалистом. Говорит, что ему не хватает воображения. Быть может, так оно и есть, но она не теряет надежды. На тумбочке возле кровати сложена стопка книг, и сегодня Дейзи привезет еще. А он не дочитал биографию Дарвина и так и не взялся за Конрада.

А тогда, летом, с Бронте и Кафки Грамматик начал литературное образование внучки. Он придерживался старомодных взглядов на обучение: полагал, что прежде всего следует заложить основы и что учеба вовсе не должна быть легкой и приятной. Еще он верил, что стихи надо учить наизусть, и готов был за это платить. Шекспир, Мильтон и Библия короля Иакова — пять фунтов за каждые выученные двадцать строк из помеченных карандашом. Из этих трех книг, говорил он, вышла вся английская поэзия и проза; и он учил ее чеканить строки, ощущая их ритмическую силу. Шестнадцатилетняя Дейзи заработала кучу денег, декламируя нараспев отрывки из «Потерянного рая», Книги Бытия и мрачные размышления Гамлета. Еще она учила наизусть Браунинга, Клафа, Честертона и Мейсфилда. Однажды ей удалось заработать сорок пять фунтов за неделю. И сейчас, шесть лет спустя, в двадцать три года, Дейзи способна «изливать поэзию» (ее выражение) два-три часа без перерыва. К восемнадцати годам, окончив школу, она прочла уже добрых две трети того, что ее дед называл «само собой разумеющимся». Он настаивал, чтобы она поступала на факультет английской литературы — разумеется, в его родном Оксфорде. И кажется, замолвил за нее словечко, хоть Генри и Розалинд и умоляли этого не делать. В ответ Иоанн только руками махал и уверял, что это невозможно, просто невозможно, даже если бы и захотел, — теперешняя система не допускает кумовства. По опыту собственных профессий Генри и Розалинд знали, что так не бывает. Однако записка к школьному директору Дейзи от университетского экзаменатора, превозносившего ее способности, успокоила их совесть.