Спи, бледная сестра - Харрис Джоанн

Я вцепилась в атласный рукав ее зеленого платья, чтобы успокоиться.

— О, Фанни, — прошептала я. — Обнимите меня. Мне так страшно. Я даже не знаю, что тут делаю.

— Шшшш… — Она притянула меня к себе и неловко обняла одной рукой. На меня пахнуло табаком, янтарем и туалетным мылом — странно успокаивающее сочетание, которое почему-то напомнило мне о Мозе. — Доверься мне, дорогая, — тихо сказала она. — Делай, как я скажу, и будешь в безопасности. Больше никому не верь. Может, ты пока не понимаешь, что мы делаем, но, поверь мне, все под контролем. Генри Честер довольно натворил — я не позволю ему снова обидеть тебя. Я дам тебе шанс отомстить.

Я едва слушала. Мне достаточно было чувствовать ее сильную руку на плече, ее ладонь, гладившую меня по волосам. Я закрыла глаза и впервые за много дней поняла, что могла бы заснуть, не боясь снов.

— А где Моз? — сонно спросила я. — Он сказал, что придет. Где он?

— Позже, — пообещала Фанни. — Он будет здесь, обещаю. Вот. Присядь на минутку.

Я открыла глаза, и она мягко, но решительно подтолкнула меня к софе у огня. Я с удовольствием откинулась на подушки.

— Спасибо, Фанни, — сказала я. — Я так… так устала.

— Выпей это. — И она протянула мне бокал, наполненный теплой сладкой жидкостью, что благоухала ванилью и ежевикой, и я выпила, чувствуя, как напряжение покидает мои дрожащие члены.

— Умница. А теперь отдыхай.

Я улыбнулась, лениво оглядывая гостиную. Крохотная комната в красных тонах, обставленная с той же восточной роскошью, что и весь дом Фанни. На полу — изысканный персидский ковер, на стенах — веера и маски, за китайской ширмой виднеется камин. Мебель из кедра и палисандра обита парчой и алым бархатом. На коврике у ширмы сидели Мегера и Алекто; на столе красные розы в вазе цветного стекла. Взглянув на свои руки, я вдруг увидела, что и сама удивительно изменилась: кожа огненно засияла, волосы в свете лампы подобны багряному рассвету. Так тепло и комфортно. Почти неосознанно я отхлебнула еще пунша, чувствуя прилив обжигающей энергии. Внезапно голова прояснилась.

— Мне гораздо лучше, Фанни, — произнесла я окрепшим голосом. — Пожалуйста, расскажите, что мы будем делать.

Она кивнула и уселась на софу подле меня, зашуршав юбками. Обе кошки немедленно подошли к ней и, уткнувшись пушистыми мордочками в ее руки, замурлыкали. Она защебетала, называя их по именам.

— Как поживает Тисси? — вдруг спросила она. — Хорошо с тобой обращается?

— Да, — улыбнулась я. — Спит на моей постели ночью и сидит со мной, когда я одна. Генри ее ненавидит, но мне все равно.

— Хорошо. — На миг крупный рот Фанни сжался в жесткую линию, она напряженно, пристально уставилась на кошек. Казалось, она начисто забыла о моем присутствии.

— Фанни!

— Да, дорогая! — Улыбка вернулась, лицо безмятежно, как всегда. Уж не почудилась ли мне эта внезапная перемена?

— Что я должна делать, когда придет Генри? Спрятаться, как говорил Моз?

Она покачала головой:

— Нет, милая моя, ты не станешь прятаться. Доверься мне ненадолго, ты знаешь, я о тебе позабочусь и не позволю тебя обидеть. Но ты должна быть храброй и делать все в точности так, как я скажу. Хорошо?

Я кивнула.

— Хорошо. Значит, никаких вопросов. Обещаешь?

— Обещаю.

Я на секунду отвела взгляд и краем глаза увидела что-то в дальнем углу комнаты — и это что-то показалось мне связкой шариков. Я вздрогнула, невольно уставившись в угол, и почувствовала, как Фанни чуть крепче сжала мою руку.

— Что такое?

Там не было шариков. Просто круглое пятно у двери.

— Ну что ты, дорогая, — успокаивающе произнесла Фанни. — Не волнуйся. Здесь ты в полной безопасности.

— Мне показалось, я видела… — Слова были вязкими, каждый слог — бесформенный звук, пробивающийся сквозь ветхую ткань моего изнеможения. — Я видела шарики. Почему… почему шарики?..

— Шшш. Закрой глаза. Вот так. Шшш… Вот так. Спи, милая моя. Спи. Сегодня твой день рожденья, у нас будут шарики. Обещаю.

30

Часы на каминной полке пробили четверть двенадцатого. Я взглянула на нее, спящую на софе: казалось, кости стали выпирать чуть меньше, черты смазались — неоформившееся личико ребенка.

— Марта! — позвала я. Она пошевелилась и по-детски сунула палец в рот, у нее всегда была эта привычка. — Марта, пора просыпаться.

Она открыла глаза и сначала растерялась. Но заметила меня, и такое трогательное доверие появилось в ее взгляде, что сердце разрывалось.