Крысобой. Мемуары срочной службы - Терехов Александр Михайлович

А тебя… Старый называет такой способ «шахматы», я называю «квадратно-гнездовой». Смотри: капканы ставятся в три ряда, уступами, образуя сплошную стену. Обойти невозможно. Тебе надо ходить точить зубы, лизать росу на ржавой трубе. Искать жрать. Пойдешь…

— Включите свет! Здесь можно свет?!

Я передернулся, бормоча:

— Нет, свет… Зачем? Кто?

Всмотрелся в ночь; невеста дрожала на подвальных ступенях, прижав ладони ко рту, почти кричала:

— Что вы делаете? В чем руки у вас?

— Мука. Насыпаю на пол муки. Чтоб следы, дорожку видеть. Как пройдет до капкана. Я тут ловлю, завтра должен взять. Что вы так испугались? — У самого билось сердце в теснящейся груди.

— Так страшно. Вошла, а вы сыплете что-то белое на пол и все время шепчете. Я подожду наверху.

Наверху она спросила:

— С вами что-то случилось вчера? Вы так убежали…

— Мне нельзя вас провожать.

— Можем тут посидеть… Скучаете у нас?

— Тут у нас завтра ожидается… веселый день.

— Могу вам книги принести. Только мне кажется: вы не читаете.

— Почему, я люблю. Вот у Мелковой «Синантропия грызунов и ограничение их численности». «Биология серой крысы» — Рыльников издает. Отчеты о подавлении крыс в Будапеште, если с вечера начнешь — на всю ночь. Я ведь не чистокровный дератизатор, я садовую муху знаю… Надо подчитывать.

— А про муху… Интересно?

— Еще бы! На кандидатскую собрал. И выгодно: заказы на дачах, а на дачах народ жирный, угощали. А потом так получилось — на крыс. Тогда день-ночь читал девятнадцатый век. Записки графа Мокроусова отрыл — знаменитый граф! Однофамилец вашего первостроителя. Отличился в декабристах, или в Венгрии они что-то победили — в отставку и на крыс. Я узнал почему. Из-за жены. Красивая, портретов нет, но все пишут: золотистая кожа. Только про кожу, но какая разница — он ее любил. А околела от холеры. Трупу в леднике крысы щеки выели, нос. Они вообще… мягкие места. Вот грудь, если женщина. И у нее наверняка. Он как раз что-то подавлял, прискакал, а тут… И съехал. Бросил Москву, свою бабу не хотел хоронить в городе, где крысы. Закопал в глуши. Первый русский дератизатор. Старый не признает за ним научного значения, у Мокроусова опыты наивные: крысу привязал среди двора, чтоб ястреб сцапал и: чья возьмет? С ежиком стравливал. Ежика нашли без признаков морды. Из Венгрии старика вывез крыс доставать. У старика в каблуке долото вделано, такая железка заточенная. К норе клал сало, а сверху — ногу. Крыса высовывалась — хрясь! Нет башки. Заболеть ни хрена не боялся. По саду в беседках из крыс узоры набивал — звездочками, а в простенках — крысиных врагов чучела: филины, коршуны, кошки. Особых крыс распинал, и табличка «Предана смерти за то-то». Еще узоры плел из золотых хвостиков — хвосты сушил, полировал, делал твердыми и золотил.

— А кто сейчас он?

— Как кто? Это когда было… Помер! Жену забыть не мог, ночью пойдет в сад, кричит: где ты, на Олимпе? В Эмпирее? Выше? Писали: имел несчастную страсть придерживаться чарочки. Умер от полной апатии ко всему.

— Я хотела… Ваша жена умерла?

— Да нет, какой там — можно сказать, развелись и не видимся. Родня ее меня терпеть не может. Я ее в деревню упрятал. Они не понимают, а ей там лучше будет.

— Красивая?

— Ну как… Я сочинять не буду, я за свою жизнь раздел, чтоб догола, баб — ну, не больше двадцати. Знаешь, все очень похоже. Рты, животы, некоторые места вовсе — один в один. Особенно лежа. Трудно сравнивать. Но вот у нее, например, было три груди.

— Что?

— Три груди. Ну в основном у всех две. Бывает одна, но вот три — реже. Вот у нее. Мать, да куда ты пошла? Я ж не считаю твои! Вон какой у тебя зад, да я люблю тебя…

Озяб так, что бегом домой, грея пальцы, — дыхание зримо клубилось, у ворот голосила влекущая меня беременная с крашеной челкой: «Жалко зеленого саду, зеленого саду…» Запевала сызнова, но уж потоньше, я двинулся рядом — курносая такая, и ротешник; обнял раздавшийся стан и враз согрелся, почуял: надо!

— Что это вы только одну песню поете? А?

— Какую готовим — такую поем.

— Вместе вообще здорово поете! — Как и предвиделось, в конце дорожки она завернула и уткнулась в меня, я, сообразив, что живот к животу не сойдемся, подхватил ее с боку, поцеловал в шею, а руки уж и не знал, как расположить.

Она гордо ответила:

— Наш хор по области первое место держит.