Средство от облысения - Нестерова Наталья

Гена сочинил, смешивая факты и домыслы, забавную историю из жизни Соболевых. Главным действующим лицом была штанга – то ли спортивный снаряд, то ли женщина с необычным прозвищем. Лена и Володя, по версии Гены, съезжались и разъезжались, рыдали у него, у Гены, на плече, подстерегали после работы и все пытались выяснить правду про штангу.

Мила тихо посмеивалась. Она от всего сердца желала Соболевым счастья и в то же время невольно радовалась, что и у них случились измены и беды. Это как бы снимало часть позора с нее и Гены, уравнивало ее распавшуюся семью с железобетонной парой Соболевых.

Официант принес салат с креветками и авокадо, потом горячий жюльен, замысловатую котлету в перьях струганного кокоса, десерт, кофе. Они ели с аппетитом, пили вино, но вкуса не чувствовали. Если бы им подали жареные опилки, они бы не заметили.

Разговор, ни на секунду не прерывавшийся, давно вырулил на поле, с которого они не уйдут никогда. Дети. Их характеры, разные и похожие, их будущее, то ясное, то туманное из-за меняющихся пристрастий, их проделки, болезни, учеба, игры, книги, отношения друг с другом и с приятелями… Мила и Гена могли говорить о детях двадцать четыре часа в сутки, и лучших собеседников, чем эти отец и мать, не существовало.

Они не говорили тостов, не вспомнили первый поцелуй – вообще не затрагивали причины их неожиданной встречи. Только когда официант принес счет. Мила полезла в сумку и достала бумажник.

– Я приглашала, правда не тебя, и я плачу.

– Обижаешь, начальник! – надул губы Гена.

Он отсчитал деньги, мысленно перекрестившись – хватило, положил их в маленькую книжицу, где покоился кассовый листок счета; На чаевые не поскупился.

На улице, когда они вышли из кафе. Мила предложила:

– Тебя подвезти? У меня машина.

Гена мгновенно почувствовал, что говорит она из вежливости и вовсе не хочет ехать с ним, подвозить к чужому дому.

– Благодарствуйте! Уж мы как-нибудь по старинке, на метро. Мы не гордые.

Он напялил маску покорного подчиненного, играл в «ты начальник, я дурак». Миле это не очень нравилось (он видел), но ее недовольство для Гены было маленькой компенсацией за его предстоящее вечернее одиночество и за благость, которую она обретет через несколько минут в кругу детей.

Они подошли к машине. Гена бросил ревнивый взгляд на водителя, который, увидев Милу, вышел и распахнул перед ней дверь.

– Ой! – вдруг сказала Мила и беспомощно оглянулась назад. – Я цветок забыла!

И тут же нахмурилась от досады: не смогла скрыть, как ей дорога увядающая роза.

Гена сделал вид, что не заметил всплеска эмоций, хотя внутренне ликовал. Он увидел невдалеке торговку с цветами. Тетка мерзла и притоптывала рядом со стеллажом, на котором в белых пластиковых конусах, похожих на перевернутые шляпы гномов, стояли букеты.

И тоже мерзли.

Гена взял Милу под локоть и подвел к цветам. Он выбрал самый пышный букет, вручил его Миле. Не спрашивая цены, не глядя в бумажник, достал купюру и протянул продавщице.

– Это, право, лишнее! – сказала Мила.

И Гена, в который раз за вечер, почувствовал, что говорит она не то, что думает, вернее – переживает. Она рада цветам. Именно этим. Принеси он первый пышный веник, Мила бы насмешливо усмехнулась. А замерзший букет прижимает к груди, словно хочет отогреть.

Шофер подал машину, задом подъехал к ним и остановился в полуметре. Снова вышел и распахнул перед Милой дверь. Торопил ее или демонстрировал, что Людмила Сергеевна находится под защитой?

«Плевать! – подумал Гена. – Ты, братец, жирный, как сарделька, а Людмила Сергеевна никогда толстяков не любила».

Гена взял руку Милы, склонился, чтобы поцеловать, и на секунду замешкался. Вспомнил, что два часа назад целовал руку девушки-совенка. Ему вдруг не захотелось повторять с Милой то, что делал с другой. Но в секунду его замешательства он почувствовал, как дрогнула ее рука, точно Мила испугалась, что он раздумает прикладываться, и совершила попытку вырваться. Гена захватил ее ускользающие пальцы, перевернул кисть и прижался лицом к ладошке. Это был не поцелуй, а вдыхание родного запаха, телесный контакт – чувственный и целомудренный одновременно.

И снова Гене, будто соединенному с ней общей системой кровообращения, передалось ее чувство – горячего тока в сосудах. Однажды Геннадию делали укол в вену, медсестра предупредила, что он ощутит жар. И действительно, по мере того как лекарство входило в кровь, горячая волна поднималась по руке и расплывалась по телу. И сейчас было похоже – без инъекций, но горячо обоим.