Кислород - Миллер Эндрю

Она широко улыбнулась и поправила волосы.

— Когда придут гости?

— Около трех, — ответил Алек. — Но толпы не будет.

— Как вы считаете, мама сможет остаться в саду подольше? — спросил Ларри.

— Я бы сказала, что с час она выдержит. Пойду проверю, как она. Поможете ей спуститься, когда все будет готово?

— Позовите меня, — ответил Ларри.

В полутемной спальне Алисы нарезала круги жужжащая муха. Уна раздвинула шторы и присела на стул у кровати, подняла с покрывала руку Алисы и накрыла ее своей. Несмотря на то что Алиса не пострадала при падении, пережитое потрясение что-то сломало в ней, хотя этого не показали бы ни рентген, ни компьютерная томография. Какой-то проводок или хрупкий клапан, наподобие деталей старого телевизора, которые нельзя починить, а можно лишь оставить как есть, оставить ее разрываться между желанием жить и желанием умереть, в ожидании еще одного падения, еще одного приступа, еще одного ночного кризиса.

В день после того случая, когда к ней наконец вернулись речь и рассудок, она сказала: «Смерть забирает меня по кусочку», — и расплакалась так жалобно, что Уна отвернулась, испугавшись того чувства, что эти слова пробудили в ней, отвернулась, чтобы скрыть горе, которое лилось из ее собственных глаз. Здесь, у Валентайнов, она перешла черту. Потеряла бдительность, и теперь ей приходится за это платить, горевать самой, вместо того чтобы утешать собравшуюся вокруг семью. Это было как раз то, от чего их предостерегали на тренинге. Неуместная потеря душевного равновесия. Это было непрофессионально и совершенно бесполезно, не помогало ей стать более знающей медсестрой. Но разве можно совладать с этим? Сердцу не прикажешь: до сих пор — и дальше ни шагу. Это не по-человечески.

Она пожала руку Алисы и отвернула простыни, чтобы посмотреть, нет ли у той пролежней, и, обнаружив на спине — над копчиком — пятно, обработала его грануфлексом. Худоба выставила скелет Алисы напоказ во всех деталях. Длинные, выпирающие из-под кожи кости, утонувшие в глазницах глаза. После падения она перестала есть твердую пищу, и ее тело пожирало само себя, пытаясь протянуть еще неделю или месяц на остатках белков, жиров, последних молекулах глюкозы. Жизнь, которую ребенок мог бы вышибить одним пальцем, проявляла необъяснимое упорство, плоть оказалась прочнее воли, желаний, целесообразности, подчиняясь велению некого биохимического императива, чего-то созданного в самом начале, еще до того, как человек обретет развитый мозг и ловкие руки. Стойкость, которая совершенно слепа.

Она закинула волосы за уши и посмотрела на муху, которая ползла по зеркалу на комоде. Покой — вот единственное, что еще имело значение. Нужно было найти в пузырьках и флакончиках что-нибудь, что облегчило бы страдания Алисы, не вызвав у нее рвоту и пугающих галлюцинаций. Что еще? Поставить за нее свечку? Прочитать молитву? Она давно оставила эти занятия. «Богородице дево радуйся» и все такое. Она не молилась со времен своего детства в Дерри, когда вся ее семья опускалась на колени в гостиной под перезвон колоколов по телевизору и отец читал молитвы по четкам. Теперь все это было для нее позади, как игра света на поверхности моря, и добродушные шутки, и контрольно-пропускные пункты на дорогах. У нее дома был Будда, полая медная статуэтка, наполовину домашний божок, наполовину пресс-папье, и она иногда клала перед ним цветы, хотя очень мало знала о буддизме, разве только что это добрая религия, не такая запугивающая, как другие. О чем она знала много, так это о питании, о медицинском уходе, обо всяких болезнях. То, что обычно узнаешь о психологии горя и мужества, наблюдая последние часы сорока, пятидесяти человек, сидя рядом с ними, держа их за руку. Но что в действительности это значило (медленное угасание такой женщины, как Алиса Валентайн), она никак не могла понять. Боже, ей уже двадцать семь. Она живет одна в маленькой съемной квартирке, которая ей не особенно нравится, и два, а то и три раза в неделю пьет на ночь темазепам, чтобы не видеть во сне тех, кого она проводила в последний путь.

Кирсти поднялась, чтобы помочь с одеванием (молодые женщины прониклись друг к другу симпатией и охотно делили обязанности), и, хотя среди вещей Алисы осталось очень мало того, что она еще могла носить, им удалось отыскать летнее платье из хлопка сине-белой расцветки и кремовую шерстяную шаль, чтобы накинуть на плечи. Пока они одевали ее, осторожно переворачивая с боку на бок, Алиса еще дремала, бормоча сквозь сон, а когда проснулась, то удивилась, обнаружив себя преображенной: волосы тщательно причесаны, ноги в больших белых кроссовках. Кирсти поцеловала ее в щеку и побежала вниз, чтобы позвать Ларри.

— Вам не обязательно выходить, Алиса, — сказала Уна. — Если вам хочется остаться здесь, то оставайтесь.

— Выходить? — повторила Алиса, шире открывая глаза. — Куда?

— В сад. На праздник.

Алиса кивнула.

— Кто его устраивает? — спросила она.

— Ну… Пусть это будут Алек и Ларри, вы не против?

— Напиши, — сказала Алиса, вытягивая руку.

Уна взяла фломастер, которым обычно делала записи, попробовала его на своей руке и написала на ладони Алисы «праздник — Алек и Ларри».

— Так пойдет? — спросила она.

Ларри, подняв мать на руки, отнес ее вниз и усадил в стоявшее у лестницы кресло-каталку, поднял ее ноги на подножку с фиксаторами и покатил через гостиную в кухню.

— С днем рождения, миссис Ви! — поздравила ее миссис Сэмсон, мимолетно прикоснувшись к плечу Алисы и оставив на синеве платья тонкую полоску муки.

Алиса показала ей свою ладонь.

— Все верно, — согласилась миссис Сэмсон. — Мальчики отлично справляются.

Маневрируя между мебелью, они подкатили ее к террасе, но переправиться на лужайку из-за ступенек оказалось не так-то просто. Алек приподнял маленькие передние колеса, наклонив кресло назад, а Ларри принял вес сзади.

— Я вам помогу! — крикнул Осборн, спускаясь по ступенькам через ограду и подбегая к ним. — С днем рождения, — запыхавшись, выдохнул он.

— А где Стивен? — спросила она.

— Пожалуйста, Деннис, возьмитесь с этой стороны, — сказал Ларри.

— Сейчас-сейчас.

Они сгрудились вокруг кресла, поднимая его на ступеньки, словно сицилийские крестьяне, выбирающиеся из моря с мадонной на руках в ритуальной постановке некого полузабытого чуда. Элла смотрела на них, стоя на насыпи, у нее в руке был алый воздушный шарик.

Скатерти украшал узор из листвяной тени. Ларри установил кресло с матерью во главе стола. Уна вышла из дома, держа в руках большую соломенную шляпу от солнца с лентами, которые завязывались под подбородком. Лицо Алисы почти исчезло под ее широкими полями. На ее неподвижно лежащую руку опустилась бабочка, но тут же вспорхнула и, петляя то в одну сторону, то в другую, полетела прочь сквозь пронизанную светом зелень листвы.

— Принимайте гостей! — крикнула Кирсти.

Это были Джудит и Кристофер Джой, которые пришли пешком от своего дома в одинаковых льняных жакетах и панамах. Они принесли подарки: баночку роскошного крема для рук из бутика «Джолли» в Бате и большой округлый камень-голыш, который Джудит подобрала на пляже в графстве Голуэй и собственноручно раскрасила в благотворно влияющие на здоровье цвета. Следующей была миссис Дзержински. Ее подарком было иллюстрированное, в переплете из телячьей кожи издание «Пророка» Халиля Гибрана[70], и, когда она вкладывала его в руки Алисы, Алек расслышал несколько слов, сказанных шепотом на языке, явно не английском, может, благословение или что-то из народной мудрости ее старой родины, в каком бы краю она ни была. Он заметил, что у тех, кто общался с Алисой, все чаще возникало желание поведать ей о самом сокровенном, облечь в слова ту серьезность, которую она в них будила, словно поразивший ее недуг смывал с их жизней налет банальности, превращая в мистиков и философов.

Последней гостьей была учительница рисования мисс Линн. Она заявила, что происходящее напоминает ей сцены из бесконечно длинных, но очаровательных итальянских фильмов. Потом сунула голову под поля Алисиной шляпы, чтобы поцеловать ее. И наконец сказала, что с удовольствием бы нарисовала все это.

Миссис Сэмсон вынесла поднос, на котором стояли два больших чайника. Ларри принес сандвичи и лепешки. Уна села справа от Алисы с коробкой бумажных носовых платков на коленях, чтобы вытирать ей подбородок, когда сок, который та тянула через соломинку, проливался сквозь ее ослабевшие губы. Позади них на траве, похожий на неразорвавшуюся бомбу, лежал баллон с кислородом.

Когда с лепешками было покончено, Элла с Кирсти пошли на кухню и торжественно вынесли торт. Ларри щелкнул своей «Зиппо» и зажег свечки — по одной на каждый год Алисиной жизни, — и все стоя пропели «С днем рождения!», завершив песню громкими аплодисментами. Элла задула свечки. Все снова захлопали и взяли по куску торта, а потом, съев каждый свою порцию сахарного бисквита и похвалив его, гости начали расходиться.