Кошмары Аиста Марабу - Уэлш Ирвин

Благоговение, которое испытывают люди к компьютерам, ни хера в них не понимая, вызывает во мне отвращение. Так или иначе, работа стала для меня убежищем, там я мог на время забыть о семье и о кэжуалсах, которые уже стали моей второй семьей, и все такое. Я мог установить что угодно. Это было круто, у меня все легко получалось. Я устанавливал программу, а какой-нибудь холеный кекс, получавший в три раза больше, присваивал себе все заслуги; но меня это не задевало. А вот обучать пустоголовых дебилов работать в системе – не для меня, я прямо из штанов выпрыгивал.

– Но все ж-таки это работа! И за нее хорошо платят! И не говори, что ты не откладываешь в кубышку, на черный день.

– Что ты, Джон. Так нечестно. Парень сам зарабатывает, сам распоряжается деньгами.

В этом вопросе он нетвердо стоял на ногах – старый пень постоянно выманивал у меня бабки на сигареты, на выпивку.

– Ну да, и то верно. А этот ублюдок Бернард – о чем тут говорить, пидор гребаный.

– Да просто стыд-позор, – сказал Тони.

– Это же неестественно, знаешь-понимаешь, ни хера неестественно! Вы же не станете говорить, что для мужчины естественно заниматься сексом с другим мужчиной? – Джон оглядел нас всех, и остановился на Вет.

– Естественно – неестественно, – возразил я, пожимая плечами, скорее чтобы поддержать маму, нежели защитить Бернарда, ради которого я бы и пальцем не пошевелил.

– Конечно, в нем нет моей крови, – сказал Джон.

Ах, ты, хитрая жопа! Элджин до сих пор в ИНТЕРНАТЕ ДЖОРДЖИ ВЕНТУРЫ ДЛЯ ДЕТЕЙ С ОТКЛОНЕНИЯМИ, я путаюсь с кэжуалсами, Ким уже несколько лет не может перейти в следующий класс и сейчас работает в булочной; прибавьте к этому нашу внешность посетителей комнаты кривых зеркал, и при этом у него еще хватает наглости считать себя едва ли не родоначальником высшей расы.

– От тебя такой же мог получиться.

– Это что еще такое? А? Я тебя спрашиваю? Что ты имеешь в виду?

– Папашу твоего сраного, вот кого я имею в виду! Это было его больное место. Его старика задвинули за связь с малолетними пацанятами. Никто не осмеливался говорить об этом.

– А что с моим папашей…

– Он тоже туда метил.

– МОЙ ОТЕЦ НИКУДА НЕ МЕТИЛ! МОЙ ОТЕЦ БЫЛ НЕ В СЕБЕ! – Он замахнулся на мать, а мы с Тони пытались удержать его. Я уж и позабыл, на что способен Джон, и он вырубил меня локтем в нос. Боль была непереносимой, слезы залили глаза. В одно мгновение он уложил Тони на пол и держал его за волосы, угрожая запинать его ногами.

– Не надо, папа! – закричал я, пытаясь остановить кровь, слезы, сопли, заливавшие мне лицо.

Он отпустил Тони и погнался за мамой на кухню. Она схватила кухонный нож и заорала:

– АГА! ПОДХОДИ МУДИЛА ГРЕБАНЫЙ, Я УБЬЮ ТЕБЯ НА ХУИ!

Я побежал наверх, в их комнату, и вытащил из-под кровати дробовик. Я думал спуститься вниз и встать супротив отца с оружием в руках, но у него хватило бы дури попытаться разоружить меня, и тогда одному из нас настал бы пиздец. Я заперся с ружьем в туалете и не выходил, пока все не затихло.

Я услышал, как хлопнула входная дверь. Положив дробовик на место, я спустился и застал Тони одного.

– Мама с Джоном пошли в пивнуху. Сладкая парочка – как ни в чем не бывало. Ты пойдешь? – спросил Тони, вырубая телик.

Пойду ли я? Нет, я погружался. В глубокую жопу.

Я погружался в кошмары с аистом Марабу.

ГЛУБЖЕ

ГЛУБЖЕ

ГЛУБЖЕ

мы с Джеймисоном идем по узкой аллее, идем на гнусную вонь, исходящую от разлагающегося трупа отвратительной птицы. На темной аллее странно-холодно. В тени, меж зловонных мусорных куч, слышно какое-то движение. Само зло притаилось там.

– Выходи, зловредная тварь, гнусное чудовище! – кричит Сэнди в темноту. – Думаешь, у тебя получится нас обыграть?

– Ни хера у тебя не выйдет, Джонни Марабу! – зашипел я. – Мы с Сэнди знаем о твоих гнусных планах. Мы знаем, что ты хочешь уничтожить цвет, звук, веселье и радость, сопутствующие…

Слова застревают у меня в горле, когда крупная хищная птица выходит из тени.

Сэнди подался вперед, а я стою как вкопанный. На щеке я чувствую что-то мокрое и холодное. Пахнет духами, фу ты

а

а

а

что за на хуй

– Я знаю ты почувствовал это, Рой.

Мой маленький спящий принц…

корова бешеная, опять приперлась…

– Уверена, ты почувствовал, ты ощутил мой поцелуй.

Патриция. Блядь. Нашла себе игрушку, мандавоха.