Белый Тигр - Адига Аравинд

— Буду через двадцать минут, — сказал он.  На стоянку я не поехал. Отправился на железнодорожный вокзал, находившийся недалеко от отеля, в Пахар Ганж.

На земле лежали люди. Собаки рылись в отбросах. Несло гнилью.

Так вот, значит, как это будет, сказал я себе.

И вот передо мной расписание.

Бенарес

Джамму

Амритсар

Мумбаи

Ранчи

Куда я отправлюсь, если явлюсь сюда с красным портфелем в руке?

В потемках мигали огоньки, переливались разными цветами вертящиеся колеса. Вот он, ответ на мой вопрос?

На индийских вокзалах вам сразу бросятся в глаза разукрашенные тумбы с торчащими рычагами, утыканные красными лампочками. Их полно на каждой станции. Это автоматы «узнай свой вес и судьбу». 

Работают они так. Отставляете багаж в сторонку.  Становитесь на приступочку. Бросаете в щель монетку в одну рупию.

Машина оживает, втягивает в себя рычаги, клацает, зажигает на полную катушку все свои огни. Звучит удар колокола, и у вас в руках оказывается картонная карточка, желтая или зеленая. Яркие огни гаснут, звон стихает. На карточке начертана ваша судьба и вес в килограммах.

На автомат клюют либо дети богатых, либо вполне взрослые бедняки, на всю жизнь так и оставшиеся детьми.

Точно полоумный, я стоял в полумраке вокзала и глаз не мог оторвать от автоматов. Я насчитал их шесть штук только на одной платформе — лампочки мигали, колеса калейдоскопа крутились, зеленый цвет сменялся желтым, золотые отблески вспыхивали и гасли.

Я взгромоздился на ступеньку автомата, не пожалел рупии, машина проглотила монетку, позвенела, посверкала огнями и выдала свое предсказание:

Я отшвырнул картонку с предсказанием и рассмеялся.

Даже здесь тебя пытаются облапошить. Даже вокзальный автомат таит в себе западню для бедняка.  Петушиная Клетка и сюда добралась. Еще один шаг — и ты на свободе, поезд умчит тебя к новой жизни, но Петушиная Клетка не отпустит, тревожный звоночек сработает безотказно.

Он громко задребезжит, и калейдоскоп бешено завертится, и ярко вспыхнут красные огни! Тревога!  Петух сбежал из клетки! Но уже протянута рука, и беглец схвачен за шею и водворен на свое законное место.

Я поднял с земли предсказание, прочел еще раз.

Сердце у меня, казалось, сейчас выскочит из груди. Я сел на бетон перрона.

Хорошо подумай, Балрам. Вспомни, что учинил Буйвол с родными своего слуги.

Надо мной захлопали крылья. На балках вокзала плотными рядами сидели голуби, две птицы слетели вниз и неторопливо, будто в замедленной съемке, кружили у меня над головой, прижав к груди лапки с торчащими розовыми коготками.

Неподалеку на бетонном полу мирно похрапывала женщина, ее красивая пышная грудь распирала тесную блузку. За пазухой у женщины была припрятана одна рупия, сквозь ярко-зеленую ткань отчетливо просвечивали цвет банкноты и цифра номинала. Багажа при женщине не имелось никакого, скорее всего, в этой бумажке заключалось все ее богатство. А ей и горя мало, лежит себе на перроне у стены и сладко спит, и ничто в этом мире ее не заботит. 

Почему я так не могу?

Позади послышалось утробное рычание, я обернулся. На перроне вертелась черная собака. На левой задней лапе, у самого хвоста, розовела открытая рана, собака силилась до нее дотянуться, но тщетно, и несчастное животное, скаля зубы, с монотонной бестолковостью крутилось на месте.

Я перевел взгляд на спящую женщину — на ее вздымающуюся грудь. Пес за спиной рычал все громче.

В воскресенье я отпросился у мистера Ашока, сказав, что пойду в храм, и отправился в город. На автобусе доехал до Кутуба, взял такси-джип — и прямым ходом на Джи-Би-Роуд.

Это, господин Премьер, знаменитый делийский «квартал красных фонарей» (это они так по-английски его называют).

Какой-нибудь час здесь разгонит мою тоску, развеет черные мысли. Когда удерживаешь семя в нижнем теле, это пагубно влияет на циркуляцию жидкостей в теле верхнем. Вам любой деревенский подтвердит.  Это факт.

Было только пять часов вечера, до темноты далеко, но женщины ждали меня, как и любого другого мужчину, во сколько бы он ни заявился. 

Мне доводилось бывать на таких улицах — я уже говорил об этом, — но на этот раз все было как-то не так. У меня над головой за забранными решетками окнами борделей шушукались и хихикали женщины, а я глаз на них не мог поднять.