Игрунка в ночи (сборник) - Мураками Харуки

– Да, – ответила она и подправила помаду на губах, глядя в зеркальце заднего вида. – Два раза. Один раз в «фейрледи», другой – в «сильвии». Интересно, почему только «ниссаны»?

– И оба раза – ключица?

– Да, в ключицу попасть легче всего. К тому же не угрожает жизни.

– Хм, – сказал я еще раз и подумал: наверное, очень больно, когда тебе ломают ключицу. От одной мысли мороз по коже.

– Но посудите сами, – продолжала Маюми, щелкнув замком косметички, – в мире полно таких, кто сам напрашивается, чтоб ему сломали ключицу.

– Так-то оно так, – ответил я.

Так-то оно так, но…

И снова пончики

Мне позвонили из Общества по изучению пончиков при университете Дзёти (до чего только не додумаются в наше время студенты). Позвонили с тем, чтобы я принял участие в симпозиуме на тему пончиков.

– Хорошо, – ответил я. Ведь у меня есть о пончиках мнение, а своими знаниями, суждениями, вкусом я не уступлю этим студентам.

Осенний симпозиум Общества по изучению пончиков университета Дзёти проходил в банкетном зале отеля «Нью-Отани». Играли музыканты, из пончиков складывали пазлы, подавали закуски (вместо ужина). Потом в соседнем зале открыли симпозиум. Пригласили не только меня – еще там были известный специалист по культурной антропологии и гастрономический критик.

– Имей пончики силу в современной литературе, они сыграли бы роль незаменимого фактора, вносящего непосредственный вклад в своего рода силу контролирования индивидуума, позволяющую идентифицировать область сознательного… – говорил я. Мой гонорар составлял пятьдесят тысяч иен.

Засунув эти самые пятьдесят тысяч в карман, я отправился в бар отеля. Там мы стали пить водку-тоник со студенткой с факультета французской литературы. Мы познакомились, складывая пазлы из пончиков.

– В конечном счете ваши произведения в хорошем и плохом смысле похожи на пончики. А вот, к примеру, Флобер, мне сдается, ни разу в жизни даже не подумал о пончиках.

Она права. Наверняка Флобер никогда не думал о пончиках. Но сейчас двадцатый век, скоро наступит двадцать первый. Смешно в наше-то время ставить Флобера в пример.

– Пончики – это я, – сказал я, как Флобер.

– Какой вы смешной, – хихикнула студентка.

Я, конечно, не хвастаюсь, но со мной никто не сравнится в умении рассмешить студенток с факультета французской литературы.

II

Игрунка в ночи

В два часа ночи я работал у себя за письменным столом, и туг через окно в комнату ворвалась игрунка.

– Эй, ты кто? – спросил я.

– Эй, ты кто? – сказала игрунка.

– Что ты дразнишься? – спросил я.

– Что ты дразнишься? – сказала игрунка.

– ЧТО ТЫ ДРАЗНИШЬСЯ? – еще раз повторил я.

– ЧТО ТЫ ДРАЗНИШЬСЯ? – повторила за мной игрунка.

Как же меня это достало, подумал я. Ведь если к тебе привяжется игрунка, которая только и знает, что все повторять, конца и краю этому не будет. От нее нужно как-то отвязаться.

Меня ждет работа, ее во что бы то ни стало следует закончить к завтрашнему утру. Не могу же я бесконечно препираться с обезьяной.

– Сандры будрендры, бабаяште яшти, бабаюки тутурики, – сказал я скороговоркой.

– Сандры будрендры, бабаяште яшти, бабаюки тутурики, – сказала скороговоркой игрунка.

А поскольку я произнес абсолютную абракадабру, что пришла мне на ум, не могу ручаться, что обезьяна точно повторила ее. Так что моя попытка не имела смысла.

– Довольно.

– ДОВОЛЬНО.

– Нет, не заглавными буквами.

– Нет, не заглавными буквами.

– Нет, так неправильно.

– Нет, так неправильно.

Я вздохнул. Ничего эту игрунку не берет. Поэтому я решил больше с ней не разговаривать, а работать себе дальше. Но стоило мне нажать на клавишу текстового процессора ^[9], игрунка молча нажала на клавишу «Копировать». Щелк. Но я опять нажал на клавишу текстового процессора, и обезьяна молча нажала на клавишу «Копировать». Щелк. Довольно. Довольно.