Молитва об Оуэне Мини - Ирвинг Джон

Тетя Марта и дядя Алфред считали дни до того, когда Ноя с Саймоном наконец можно будет отдать в Грейвсендскую академию. Точно так же, как и Дэн, Истмэны свято верили в чудотворную силу хорошей частной школы — в ее способность спасти этих двух хулиганов от обычной участи парней из городков «северного края»: от сумасшедшей езды под пивными парами по проселочным дорогам, да еще с девицами на заднем сиденье — теми, что обычно околачиваются на загородных автостоянках и, словно сговорившись, беременеют, не успев закончить школу. Как многих мальчишек, которых отдают в частные школы, моих братьев Ноя и Саймона распирали порывы до того необузданные, что ни дома, ни по соседству никто не знал покоя; их занозистые натуры остро нуждались в шлифовке. Все кругом надеялись, что строгие требования хорошей школы окажут на Ноя с Саймоном желаемое усмиряющее воздействие — ведь в Грейвсендской академии на них обрушится целая громадная дополнительная нагрузка и уйма немыслимых ограничений. Даже один объем домашних заданий — не говоря уже об их трудности — будет выматывать их до предела, а ведь все знают, что уставшие мальчишки уже не так опасны. Унылый повседневный распорядок, строгие предписания насчет одежды, правила, разрешающие только очень редкие встречи с женским полом, да и то под пристальным наблюдением взрослых, — все это, несомненно, облагородит Ноя с Саймоном. Почему тетя Марта и дядя Алфред не так стремились облагородить Хестер, остается для меня загадкой до сих пор.

То, что в Грейвсендскую академию тогда не принимали девочек, не могло повлиять на решение Истмэнов отдавать или не отдавать Хестер в частную школу. Кругом было полно частных школ для девочек, а Хестер уж никак не меньше, чем Ною с Саймоном, нужно было избавиться от необузданных порывов — как, впрочем, и от распространенных в поселке «северного края» обычаев ее пола. Но пока все мы — и Ной, и Саймон, и мы с Оуэном — ждали, когда же наконец дорастем до Академии, Хестер успела здорово обидеться, поняв, что ее спасать родители не планируют. Их мнение, будто она не нуждается в спасении, несомненно, задевало ее; а еще обиднее, если мои тетя с дядей решили, будто ее уже ничто не спасет.

— КАК БЫ ТО НИ БЫЛО, — сказал как-то Оуэн Мини, — ИМЕННО ТОГДА ХЕСТЕР ВСТУПИЛА НА ТРОПУ ВОЙНЫ.

— Какую еще «тропу войны»? — недоуменно переспросила бабушка; однако мы с Оуэном старались в ее присутствии Хестер не обсуждать.

Благодаря Либерачи Оуэн и бабушка с некоторых пор по-новому привязались друг к другу; они также часто смотрели вместе старые картины и вдохновляли друг друга на постоянные замечания по ходу действия. Именно эти Оуэновы замечания, не уступавшие в колкости и сочности бабушкиным, как раз и заслужили ее признание и полное согласие с тем, что ему прямая дорога в Грейвсендскую академию.

— Ну-ка, что ты там имел в виду, когда говорил, что «может, еще и не пойдешь» в Академию? — спросила его бабушка.

— НУ, ВООБЩЕ-ТО, Я ЗНАЮ, ЧТО МЕНЯ ПРИМУТ, И ЗНАЮ, ЧТО ПОЛУЧУ ПОЛНУЮ СТИПЕНДИЮ, — сказал Оуэн.

— Ну еще бы, разумеется получишь! — воскликнула бабушка.

— НО У МЕНЯ ВЕДЬ НЕТ ПОДХОДЯЩЕЙ ОДЕЖДЫ, — пояснил Оуэн. — ВСЕ ЭТИ ФОРМЕННЫЕ ПИДЖАКИ И ГАЛСТУКИ, И ПАРАДНЫЕ РУБАШКИ, И ТУФЛИ…

— Ты хочешь сказать, что такая одежда не бывает твоего размера? — спросила бабушка. — Ерунда! Надо просто знать, в каких магазинах покупать.

— Я ХОЧУ СКАЗАТЬ, ЧТО МОИМ РОДИТЕЛЯМ НЕ ПО КАРМАНУ ТАКАЯ ОДЕЖДА, ВОТ И ВСЕ, — ответил Оуэн.

Мы смотрели старый кинофильм Алана Лэдда в «Вечернем сеансе». Он назывался «Свидание с опасностью», и Оуэну показалось нелепым, что все мужчины в городе Гэри, штат Индиана, поголовно носят костюмы и шляпы.

— Здесь раньше тоже так одевались, — заметила бабушка; хотя, наверное, в «Гранитном карьере Мини» так не одевались никогда.

Джек Уэбб, еще до того, как сыграл хорошего полицейского в «Облаве», снялся в «Свидании с опасностью» в роли негодяя. Помимо прочих своих подвигов он пытался прикончить монашенку, отчего у Оуэна внутри что-то переворачивалось.

Бабушку от этого фильма тоже передергивало: ей вспомнилось, как она смотрела его в «Айдахо»в 1951-м — вместе с моей мамой.

— С монашенкой все обойдется, Оуэн, — успокоила она.

— У МЕНЯ НЕ ОТТОГО ВСЕ ВНУТРИ ПЕРЕВОРАЧИВАЕТСЯ, ЧТО ЕЕ МОГУТ УБИТЬ, — возразил Оуэн, — А ОТ ТОГО, ЧТО СУЩЕСТВУЮТ МОНАХИНИ — ВООБЩЕ.

— Я понимаю, что ты имеешь в виду, — кивнула бабушка; к католикам она и сама относилась настороженно.

— А СКОЛЬКО ЭТО МОГЛО БЫ СТОИТЬ — ПАРА КОСТЮМОВ, И ПАРА ПИДЖАКОВ, И НЕСКОЛЬКО ПАР ВЫХОДНЫХ БРЮК, РУБАШЕК, ГАЛСТУКОВ И ТУФЕЛЬ — В ОБЩЕМ, ВСЕ, ЧТО ПОЛАГАЕТСЯ?

— Я возьму тебя с собой в магазин, — сказала бабушка. — А сколько это будет стоить — моя забота. Остальным об этом знать не обязательно.

— МОЖЕТ БЫТЬ, С МОИМИ РАЗМЕРАМИ ЭТО ВЫЙДЕТ НЕ ТАК ДОРОГО, — вздохнул Оуэн.

Таким образом — даже оставшись без моей мамы и ее уговоров — Оуэн Мини согласился на Грейвсендскую академию. В Академии тоже были согласны. Его бы приняли даже без рекомендации Дэна Нидэма и полную стипендию тоже дали бы — Оуэн совершенно очевидно нуждался в стипендии, к тому же неполную среднюю школу он закончил круглым отличником. Незадача возникла в другом: хотя Дэн Нидэм и усыновил меня по всем правилам, после чего я, как сын преподавателя, мог пользоваться преимуществом при поступлении, меня в Академию принимать не очень-то хотели. Мои результаты по окончании средней школы были до того скромными, что члены приемной комиссии советовали Дэну отдать меня в девятый класс обычной школы. В девятый же класс Академии меня готовы были принять только на следующий год — дескать, мне будет легче приноровиться к программе на материале, который я уже проходил.

Я всегда знал, что неважно учусь; а потому почувствовал не столько удар по самолюбию, сколько горечь при мысли о том, что теперь отстану от Оуэна — мы будем в разных классах и аттестаты получим не в один год. Существовало и еще одно, более практическое соображение: выходило так, что в последний, самый серьезный учебный год Оуэна не окажется рядом, когда мне будет нужна его помощь. А ведь он обещал моей маме, что всегда будет помогать мне с домашними заданиями.

И вот, не дожидаясь, когда бабушка отправится с ним покупать одежду для Академии, Оуэн объявил, что тоже пойдет в девятый класс грейвсендской средней школы. Он останется со мной и поступит в Академию в следующем году — при том, что он мог бы вообще перескочить через класс, он добровольно вызвался пройти девятый класс два раза вместе со мной! Дэн убедил членов приемной комиссии, что, хотя Оуэн более чем подготовлен для учебы в Академии уже сейчас, для него тоже было бы полезно повторить один учебный год и в девятом классе быть старше сокурсников — «потому что физически он еще недостаточно окреп», как пояснил Дэн. Естественно, когда члены комиссии увидели Оуэна, они тут же согласились с Дэном — откуда им было знать, что, став на год старше, Оуэн вовсе не обязательно за год станет больше.

Дэн с бабушкой были совершенно растроганы преданностью Оуэна; Хестер, конечно, тут же назвала его поступок «педиковатым»; я же любил Оуэна и был благодарен ему за самопожертвование — но в глубине души негодовал, что он имеет надо мной такую власть.

— НЕ БЕРИ В ГОЛОВУ, — сказал он. — МЫ ЧТО, НЕ ДРУЗЬЯ? А ДРУЗЬЯ НА ТО И ЕСТЬ! Я НИКОГДА ТЕБЯ НЕ БРОШУ.

Торонто, 5 февраля 1987 года — вчера умер Либерачи; ему было шестьдесят семь. Поклонники устроили всенощное бдение с зажженными свечами у его особняка в Палм-Спрингс, где когда-то располагался монастырь. Интересно, а от такого у Оуэна ничего не перевернулось бы внутри? Либерачи пересмотрел свое былое неприятие гомосексуализма. «Если вам нравится — трахайтесь хоть с цыплятами, имеете полное право», — сказал он как-то раз. Однако, когда в 1982-м стало известно о некоем судебном иске насчет денежной компенсации, Либерачи опроверг слухи, будто он платил за сексуальные услуги наемному любовнику — своему бывшему камердинеру и шоферу, жившему у него в доме. Дело тогда уладили без суда. Менеджер Либерачи отрицал, будто артист умер от СПИДа; а похудел он незадолго до смерти, дескать, потому, что сидел на арбузной диете.

Интересно, а что бы сказали насчет этого моя бабушка с Оуэном Мини?

— ЛИБЕРАЧИ! — воскликнул бы Оуэн. — ДА КТО Ж В ТАКОЕ ПОВЕРИТ? ЛИБЕРАЧИ! УМЕР ОТ АРБУЗОВ!

Мои двоюродные братья с сестрой впервые увидели бабушкин телевизор в доме 80 на Центральной, лишь когда приехали в Грейвсенд на День благодарения в 1954-м. Ной в ту осень начал учиться в Академии, так что иногда по выходным мы смотрели телевизор вместе с ним и Оуэном. Однако ни одно суждение о современной нам культуре не выглядело полным без автоматического одобрения Саймоном любых мыслимых видов развлечения и такого же автоматического неодобрения Хестер.