Акушер-ХА! Байки - Соломатина Татьяна Юрьевна

Начисто отмытая правда

Давным-давно, когда я была тонка, как стебелёк, непосильный труд во имя всяких общечеловеческих и собственных благ пригибал меня к земле.

А на земле стояли корпуса родной многопрофильной больницы. Откуда – в помощь творческим натурам и прочим ленящимся – проистекали живительные ручейки вдохновения, которые, сливаясь, превращались в могучий поток и, наконец, низвергались водопадом креатива на ни в чём не повинные головы разных людей. К примеру, американцев. Не мучили мы себя тогда спиртным, созидая шутку. Не скуривали блоки сигарет на малюсенькой кухоньке, страдальчески извергая из себя остроту. Не ловили жадно мыслишку малую, рождённую в вихре мозгового штурма. Всё было естественно, как любовь, и уместно, как сама жизнь.

Шутки шутками, а воспоминания между тем болезненные. Потому что те самые американцы, что поверили в послеродовое закаливание, они в наших северных широтах целых две недели провели. То есть – четырнадцать дней. Или – триста тридцать шесть часов. Дальше сами умножайте, а то мне страшно становится.

И всё это время мы должны были за ними присматривать. Американцы – они же, как дети – доверчивы и неразумны. То к женщинам с расспросами пристают: мол, как тут и что? Вери гуд или ту бэд? Тубедрум у нас палаты или же казематы какие хмурые?

Ну, дух потёмкинских деревень, слава светлейшему, у нас в ДНК. И у беременных – сплошной квасной патриотизм по варикозно расширенным венам течёт. Потому как сама она – отечественная беременная – доктора послать может туда, не знаю куда, и он там ещё долго будет искать то, никто не знает что. Или с товарками и мамой обсудить родимое родовспомогательное учреждение на всю Ивановскую – это вообще хлебом не корми. Но перед супостатом поганым не осрамит российская беременная земли Русской. Так нахваливать будет, что у того челюсти от сиропа склеятся. А если ещё и русский язык не в диковинку… Но мы всё корректно переводили – мол, «вери гуд и соу найс, вашбродь».

Если честно, на переводчика профессионального деньги полагались. И немалые. Но начмед их в фонд бомжей сразу экспроприировала, а переводчиками, охранниками, гидами и ответственными за всё про всё нас поставила – вашу покорную слугу и ещё одну даму, ассистента кафедры акушерства и гинекологии. Строго-настрого приказав с американцев глазу не спускать, не пущать, куда не следует, но всё это нежно и от всей души. То есть представляете, как нам хорошо-то было все эти три тысячи девятьсот шестьдесят секунд? Боюсь, что даже представить не можете.

Потому что музеи и театры, матрёшки и Арбаты – это прекрасно. Женская консультация и палаты патологии тоже подкрашены, и окна металлопластиковые моющимися жалюзи завешены. С беременными и роженицами хоть в разведку иди – не подведут. Но то ли наши американцы совсем не от мира сего оказались. То ли боженька палёной хлебнул и чего-то там со звёздными светофорами попутал. Но… захотели американцы кесарево сделать. Мастер-класс типа продемонстрировать в порядке обмена. Вот вынь им и положь русский скальпель об чью-то невинную душу!

Заперлись начмед и высший командный состав в кабинете совет держать. Начмед-то, к чести её, против таких экзерсисов была и аргументы вменяемые главврачу больницы приводила:

– Иван! Ты в своём уме?! Где это видано, чтобы они тут оперировали, а? Вот ты в Америке был? Был. И не раз ещё будешь, тьфу-тьфу-тьфу, чтобы были живы и здоровы все держатели фондов и прочих закромов. И что? Тебя там дальше предбанника операционной пустили? То-то же! И то – посмотреть. Они тут напортачат, а отвечать кому? Нет, ну где ты такой цирк видал?

– Свет! Они же того… американцы. Один как раз содержатель фонда, который… кхм… В общем, надо, Света.

– Ну, тогда издавай приказ мне по больнице, мол, так и так, я в курсе, приказываю от такого-то номером таким-то.

– Нет уж, Света, фигушки. Пустишь их в оперблок под личную ответственность. И проассистируешь, чтобы они там того… Не очень.

В общем, пригорюнилась наша начмед, но делать нечего. Стала думу думать, кого бы из запланированных на кесарево под американские лапы, жаждущие нашей русской кровушки, уложить.

И ведь что характерно, ни одна добровольно сдаваться не хотела. То им Америка – синоним гармонии в родах на дому и символ акушерского благополучия, а как до дела: «Не дадимся, и всё! Пусть нас лучше интерн оперирует, чем эти!..» – и презрительно так куда-то на Запад кивали. Начмед уже извелась вся.