Грех и другие рассказы - Прилепин Захар

Серый взял кусок мяса и долго жевал, иногда поглядывая на меня, и взгляд его хмельной означал: сейчас прожую и договорю. Хотя по лицу было видно: что дальше говорить, он и сам еще не решил — просто захотелось, чтоб слушали его.

— А вон с Гландой случай был, — неожиданно громко заговорил Серый, указывая глазами на мужика напротив. — Мы стояли у блокпоста, и ему в сферу пуля воткнулась. Охереть, ха. На излете была. Долетела ровно до Гланды, в сферу ткнула и к ногам упала. Гланда! Про тебя рассказываю!

— Сам ты Гланда, мудило, — неприветливо ответили ему, но Серый не обиделся, а захохотал.

— Выпьем? — предложил он мне, уже наливая; все действительно стали пить не разом в десяток глоток, а по двое, по трое — с теми, кто ближе сидит.

Мы выпили: налил он много, полстакана мне, а себе еще больше. Я вдруг заметил, что Серый сильно, глубоко, грубо пьян: видимо, начал с самого утра, если не со вчерашней ночи. Здесь долго люди не пьянеют, хотя пьют жуткими мерами. А потом вдруг становятся даже не пьяными, а — с разрушенной головой, с черными руинами мозга. Потом это проходит, конечно.

— Первых своих я завалил еще до армии. Еще в России, — сказал мне Серый, и глаза его стали красными и сумасшедшими. — Даже не знаю, сколько их всего было. Я теперь стал считать: сколько у меня баб было и сколько трупов. Баб пока больше. Но здесь есть маза выправить дело...

Он пожевал еще и, трудно сглотнув, добавил:

— А я не жалею — тех, кого до армии... Они бандюки были. И я был бандит. Только я выжил. Когда передел был, ты помнишь, а? Тебе сколько лет?

— Я помню.

— Помнишь, блядь. Ни хера ты не помнишь. Ох, как мы постреляли тогда. Не хуже, чем сейчас.

— Ты не был в ... ? — и я назвал свой сельский городок, с картофельными полями, заросшим прудом, березовыми рощами, грязью, колдобинами и крепким, широким асфальтом лишь возле местного завода, который поставлял детали для всероссийского автогиганта.

— Там? — Серый захохотал. — Я? — И он снова захохотал.

Вскоре наш завтрак на траве неожиданно распался, и тот, кого Серый назвал Гландой, увел собров поговорить: вроде бы ему что-то передали по рации.

Я тихо жевал лук, заедая чесноком, — все равно женщин здесь нет, а мужики пахнут так же.

Через полчаса неподалеку снова нарисовался Серый, неожиданно подобранный, но с опухшим лицом и будто бы тяжелой головой, которую он с ненавистью нес на себе.

Серый пристроился у бочки с дождевой водой и долго опускал в нее морду, наливал полный берет и надевал его на голову. Потом злобно тер лицо мощными лапами, как будто хотел сорвать щеки и смыть глаза.

Я отвернулся, мне было неприятно.

Он подошел ко мне сам.

— Я не был в этом городке. Никогда, — сказал он мне. — Понял?

Я снова кивнул и посмотрел на Серого внимательно.

Он вдруг широко улыбнулся, отчего щетина на лице, болезненно топорщась, расползлась в разные стороны, словно тяжелой ногой наступили на ежа.

— Серьезно не был, братишка.

«Хорошо, если так», — подумалось мне.

«Случайность — это божественная ирония, — по буквам выговаривал я настигшую меня мысль. — Но Господь всегда шутит со вкусом и с замыслом. А тут не разглядеть ни иронии, ни загадки».

Славчука убили через два года.

...С той ночи на пруду мне привелось видеть его только однажды. Перед армией я заезжал к деду, мы с ним хорошо поговорили, и я пошел курить, привычно облокотившись о крепкий заборчик: у деда все было крепко.

Славчук копался в огороде, хотя давно уже был, думаю, при деньгах: во всяком случае, в его дворе стояла самая дорогая машина в городке. К нему подъехали братки на двух авто, с погаными лицами и здоровые, как лоси.

Славчук подошел к ним с мотыгой, со всеми поздоровался за руку. Минут десять они разговаривали, произнося совсем мало слов и надолго смолкая в промежутках. Славчук чуть раскачивался, облокотившись на черенок мотыги. Несколько братков посматривали на меня так, что мне хотелось немедленно уйти. Но я докурил одну сигарету и закурил вторую, не сходя с места.

Тогда все еще делили местный завод.

Месяцем позже Славчуку забили «стрелку» возле завода, на пустыре, ночью. Он приехал с другом, сидел в машине, ожидая. Их расстреляли из автомата, выпустив в салон два рожка, а потом подожгли машину с трупами. У Славчука был ствол, но он не успел его вытащить. Убийц не нашли.

Я никогда не был на его могиле да и не знаю, что мне там делать.

Сестры его развелись и мыкаются неведомо где. Мать все болеет, медленно ходит в халатах со множеством карманов, где лежат таблетки. Иногда, по дороге на пастбище, она останавливается и долго ищет нужную таблетку, бросая в конце концов в рот любую. Корову они еще держат, но она худая и грязная, а огород зарос наглым сорняком.