Репортаж о черном "мерседесе" - Прозоров Александр

– Потому, что душу надо вкладывать, – повысил голос Нечаев. – Душу, а не руки!

– У тебя талант, Старик, – мягко возразил Салават. – Его никакой учебой не заменишь.

– А Гриша? – возмутился Нечаев. – А Леночка? А Эдик?

– Какой Эдик, Старик?! – чуть не закричал Гупвар. – Я был твоим лучшим учеником! Я! Но даже у меня никогда в жизни не получится того, что получается у этой коробки с диодами! Твои хваленые ученики людей своим хвастовством гробят! Больные ведь за лечением не в поликлинику, они к ученикам великого Нечаева идут. И что? Вот этими руками я могу спасти от удушья каждого десятого. Кто из твоих подмастерьев способен хоть на это?

– Они научатся.

– Кого ты хочешь обмануть, Старик? Нет в них твоей искры, да и быть не может. Таких, как ты – один на миллиард. Как ты еще троих найдешь? Они может, и не подозревают о божьем даре. А может, шаманят где-то в джунглях Амазонки, и то в лучшем случае. Нет у тебя учеников, Старик, и быть не может. Один ты такой у нас, неповторимый.

– Зависть в тебе кипит, Салават, зависть. Сам не смог, и других мараешь. Вот Лена моя, очень перспективная. Она еще вырастет, научится.

– Да кому мне завидовать, Михалыч? – откровенно рассмеялся Гупвар. – Назови!

– Ты зачем сюда пришел, Салават? – повысил голос Старик. – Говори, зачем пришел, и убирайся вон!

– Да, я пришел, – кивнул Салават. – Я предлагаю тебе сказать людям одну вещь: признай, что ты излечивал больных с помощью прибора ППАС…

Минуты две Дмитрий Михайлович просто молчал. Потом лицо его налилось краской, и он оглушительно заорал:

– Во-он отсюда!

– Хватит орать! – завопил в ответ Гупвар. – Ты подумай башкой, что после тебя людям останется?! Ученики эти сраные?! Да им только деньги хочется грести! Два процента излечения! Да от домашнего аквариума пользы больше [38] , а стоит он дешевле!

– Вон из моего дома!

– Не уйду! Ты славы хочешь, Старик? Давай я прибор твоим именем назову.

– Думаешь, Салават, выкинуть тебя не смогу? Выметайся сам, пока пинков не наполучал.

– Оглянись вокруг, Старик! – развел руками Гупвар. – Посмотри на эти стены, на этот дом. Разве принес твой талант сюда богатство? Ты ведь не за славу, не за баксы всегда старался. Ты людям здоровье дарил, ты о них думал, я же знаю. Сколько тебе еще осталось? Десять лет? Двадцать? Что после тебя останется? Школа Нечаева? Эти муромои с круглыми харями, которые с нищего последнюю шкуру снимут и пользы никакой не принесут? Оставь лучше этот прибор. Пусть он не моим, твоим будет, хочешь? – Салават с силой ударил кулаком в открытую ладонь. – Да живи ты вечно, Старик! Сколько астматиков ты вылечишь? Ну десять, ну, пятнадцать человек в день. Пусть полтысячи в год. Но ведь этих ящичков будут тысячи! Они будут стоять в каждой поликлинике. Тысячи больных каждый день, из которых половина выздоровеет после первого сеанса, а еще десять процентов – после пяти-шести. Даже твой талант, Старик, не сможет сотворить подобного. Ты сможешь только хвалить свою школу и позволишь кучке жуликов обирать больных. Тебе это нравится? Скажи, Михалыч, я прав?

– Почему ты не захотел развиваться, Салават? – с неожиданной тоской спросил Старик. – У тебя ведь была искорка, была.

– Потому, что тут не искорка, тут пламя нужно. Потому, что я кретин, и хочу лечить, а не зарабатывать на этом. Дай этой железке толчок в жизнь, Старик, и тогда окажется, что мы оба не зря старались.

– Но ведь это не правда, Салават.

– Правда? – неожиданно вскипел Гупвар. – Правда тебе нужна? Вот когда у твоей Леночки на сеансе ребенок задыхаться будет, вот тогда и вспомни про свою правду! И поцелуй ее в задницу!

Он развернулся и вышел, громко хлопнув дверью. Старик раздраженно сплюнул, и принялся быстро бегать из угла в угол. Тапки мешали, и он со злобой зашвырнул их на антресоли. Поскольку самое интересное закончилось, я начал осторожно ворочаться в своем углу. Услышав поскрипывание, Дмитрий Михайлович остановился и вперился в меня отсутствующим взглядом.

– Так как вы считаете, – вернулся я к теме разговора, – что можно сказать о новом приборе?

Безусловно, быть правдивым и объективным похвально, но, признайтесь честно, стали бы вы читать заметку «Разработан новый прибор»? А прошли бы мимо статьи «Старик Нечаев – жулик»? Спрашивается, почему я должен кропать информашку на полстраницы, которую, если и возьмут, то засунут в самый дальний, темный и пыльный угол толстого номера, когда есть возможность слепить материал для первой полосы? Вот только на счет «жульничества» мне стоило помалкивать, и поэтому опус назывался «Тайна кудесника Нечаева». Не бог весть что, но внимание привлекает. Отреагировал на мою статью только канал «НТВ». Скандалов летом мало, вот и вцепились в «жареный» материал. Сама Татьяна Кроль приезжала. Обаятельная, сучка, но хватка у нее – как у энцефалитного клеща. Как Старик устоял, ума не приложу. Мне легче, я морду кирпичом сделал, и повторял как попка-дурак: «Все факты предоставлю только на судебное заседание». А как раз в суд подавать Нечаев и не стал. Было что-то особенное в его отношении к Салавату – чувствовать я это чувствую, а выразить не могу. Наверное, не хватает квалификации. Таланта.