100 великих загадок XX века - Непомнящий Николай Николаевич

Но какая бы икона ни попала в Петербург — оригинал, выполненный в 1579 году для Ивана Грозного, или список с принадлежавшего Пожарскому образа, который был сделан в начале XIX века, — не вызывает сомнений одно: этот образ после закрытия Казанского собора на Невском проспекте был перенесен во Владимирский храм, Действующий и по сей день.

А что же стало с иконой, находившейся в Казанском соборе в Москве? После закрытия собора на Красной площади его храмовый образ был сначала передан в Богоявленский собор в Дорогомилове (ныне разрушен), а из него после закрытия и этого храма в 1930-е годы икона пропала…

Любопытно, что в Москве, в Богоявленском соборе в Елохове, ныне имеется еще один список Казанской иконы, также находившийся в казанском ополчении в 1612 году.

Разобраться во всем этом довольно сложно, так как в церковной литературе списки тоже называют «чудотворными иконами», и понять, идет ли речь об оригинале или о копиях, невозможно.

Наверняка же известно следующее. Список, сделанный для Ивана Грозного (1579 год), либо находится в Петербурге, либо он пропал. Один список (не позднее 1611 года), прибывший в Москву с казанским ополчением, находится в Елоховском соборе в Москве. Другой список (не позднее 1611 года), также из ополчения князя Пожарского и хранившийся в Казанском соборе в Москве, утерян. Соответственно, мы имеем дело не с одной пропажей: в 1904 году в Казани исчез оригинал, в 1930-е годы в Москве исчез список, находившийся в Казанском соборе. Возможно, исчез (правда, неизвестно когда и где) и самый первый список, выполненный в 1579 году. Значит, если Чайкин сжег оригинал, то в Фатиме мог объявиться один из старинных списков. Так что надо искать следы не одного, а нескольких образов. А раз так, то легче вести поиски с конца, то есть из Фатимы.

Время пропажи одного из старинных списков иконы Казанской Богоматери — 1930-е годы — невольно наталкивало на мысль о возможной причастности к появлению образа на Пиренейском полуострове известного коллекционера Калюста Гульбенкяна, музей имени которого является важнейшим художественным музеем Португалии. Дело в том, что в конце 1980-х годов в журнале «Огонек» появилась большая статья о художественных ценностях, проданных в 1920–30-е годы из советских музеев за рубеж, в которой говорилось и о нефтяном магнате Калюсте Гульбенкяне.

Ссылаясь на монографию Джона Уокера о вашингтонской Национальной галерее, автор статьи в «Огоньке» пишет, что в конце 1920-х – начале 1930-х годов Гульбенкян, иракский армянин, глава «Ирак петролеум компани», помог русским коммунистам реализовать на мировом рынке нефть и уговорил их продать ему ряд произведений искусства из Эрмитажа, чтобы увеличить запасы твердой валюты. Для этого он попросил одного молодого немецкого историка искусств быть его агентом по приобретению произведений искусства в СССР. Но тот от его предложения отказался.

Однако, говорится далее в статье, Калюст Гульбенкян успел кое-что приобрести и существенно пополнил основанный им в португальской столице культурный фонд — «своеобразный филиал Эрмитажа», открытый Гульбенкяном в 1930-е годы. Поэтому, подумал было я, не мог ли пропавший в 1930-е годы список какими-то путями оказаться в его коллекции в Лиссабоне, а уже оттуда перекочевать в Фатиму?

Однако оказалось, что статья в «Огоньке» содержит ряд существенных неточностей. А визит в Музей Гульбенкяна и наведение самых первых справок сразу разрушили эту версию. Музей Калюста Гульбенкяна в Лиссабоне является частью приватного фонда, созданного нефтяным магнатом, которому Португалия во время Второй мировой войны предоставила убежище и налоговые льготы. В благодарность за это Гульбенкян и передал приютившей его стране свои художественные коллекции и львиную долю своего несметного состояния в виде культурного фонда в 1955 году.

Таким образом в 1930-е годы «филиал Эрмитажа» в португальской столице Гульбенкян создать никак не мог. К тому же Гульбенкян, действительно покупая в Советской России произведения искусства, не ведал, что ему продают шедевры из музеев. И, узнав это, он отказался впредь приобретать картины в СССР. Об этом свидетельствует письмо, написанное Гульбенкяном 31 июля 1930 года Георгию Пятакову, главе Госбанка СССР: «Вы знаете, я всегда придерживался мнения, что вещи, которые многие годы хранятся в ваших музеях, не могут быть предметом распродаж. Они не только являются национальным достоянием, но и великим источником культуры и национальной гордости… Я искренне убежден, что вы не должны ничего продавать даже мне…»