Разведка боем - Воронин Андрей

Случались ночные налеты с битьем витрин, порчей мебели. Компьютеры тривиально раскурочивали, кидая об стенку. Пока менты успевали прибыть на место, дело уже было сделано.

Состояние войны продолжалось недолго. В конце концов заинтересованные лица сели за стол переговоров и выработали условия мирного сосуществования. Прибыли пошли уже не такие сумасшедшие, зато теперь купоны можно было стричь спокойно.

Кормильцев и его напарник Рудаков делили доходы пополам. Вначале оба денно и нощно думали об усовершенствовании своих кафе, пытались нащупать эксклюзив, на котором можно было бы объехать конкурентов. Более мощные «мозги» и высокоскоростные модемы? Дизайн столов, цвет пола и стен? Освещение? Развесить по стенам творения модного мастера компьютерной графики? Предложить к кофе что-нибудь особенное?

До поры до времени деньги вкладывались в развитие. Потом Кормильцев увидел по телевизору документальный фильм про обращение с заложниками в Чечне и сделался патриотом до мозга костей. Съездил на Кавказ, раздал взводу спецназа легкие и надежные импортные бронежилеты.

Пообщался с солдатами, офицерами, привез кучу фотографий с линии огня. Вернулся еще большим патриотом, чем уезжал.

Стал доказывать компаньону, что здесь, в Москве, все с жиру бесятся, в то время как армии не хватает самого необходимого. Нельзя жить, думая только о своем кармане, нужно болеть и за Россию.

– России от твоих забот не жарко и не холодно, – злился Рудаков. – Все равно, что киту дать таблетку витамина С. А вот дело наше с тобой загнется быстро.

Через месяц Кормильцев отправил в действующую на Кавказе группировку несколько ящиков новейших американских антибиотиков. Рудаков окончательно возмутился и сообщил, что не собирается в одиночку финансировать развитие бизнеса.

Друзья разругались окончательно и бесповоротно. Разделили свои кафе поровну и зажили каждый отдельной жизнью. Дальше случилось как в сказке, где добрые дела вознаграждаются, а у себялюбцев все обращается в тлен.

Рудаков затеял модернизацию своих кафе,. взял большой кредит. Но главный подрядчик его кинул, и дело посыпалось как карточный домик.

Кормильцева, наоборот, ждали приятные сюрпризы. В руководстве «крышевавшей» его братвы тоже нашлись патриоты. Бизнесмена известили, что он может пока прекратить регулярные выплаты процента. Но это было еще не все: по соседству с одним из его кафе ударными темпами возвели новый корпус одного из московских институтов, и прибыль с «точки» сразу же утроилась.

Кормильцев увидел в этих переменах перст Божий. Выучил молитву «Отче наш», стал регулярно посещать церковь и в следующий свой визит в Чечню повез уже иконки и ладанки. Оказалось, что там этого добра хватает, каждого солдата успели уже снабдить, да еще на складах лежат нетронутые партии.

Накладка Кормильцева не обескуражила.

Скоро ему представилась возможность оказать помощь конкретному пострадавшему. Он случайно узнал про человека, доставленного из Чечни в ожоговый центр. Заехал навестить его и содрогнулся при виде жуткой лилово-красной корки, запекшейся на лице, начиная почти от самых глаз.

Кормильцеву разрешили ознакомиться с документами – так бизнесмен узнал, что пострадавший был контрактником и находился в вертолете, сбитом в тридцати метрах над землей. Остальные погибли, выжил только он один.

Еще в документах значилось, что пациент ожогового центра – бывший детдомовец. Родни у него не обнаружено, прописан он в заводском общежитии провинциального городка.

Движимый состраданием, Кормильцев даже поселил на время Николаича в собственной квартире. Правда, жена с детьми на следующий же день уехала на дачу. Объяснила, что не в силах находиться рядом с этим жутким типом и детей ни за что не оставит.

– Не хочу, чтобы им потом снились кошмары.

– А если бы со мной такое случилось? Ты бы их тоже увезла от меня?

– Ты им отец. А это чужой человек. Ничего страшного – машина, слава Богу, на ходу. Буду отвозить их в школу и забирать обратно.

– Он же все поймет. Ты наносишь человеку моральную травму. Человеку, который защищал будущее твоих детей.

– Ты можешь жить высокими материями. А я первым делом смотрю, что для них полезно, а что вредно. Это моя мораль и моя религия.

«Чужой человек» не проявлял желания стать своим, не шел на контакт с Кормильцевым. Молча, неторопливо ел вместе с ним бутерброды с семгой и черной икрой, пил французский коньяк. Хозяин не задавал вопросов, чтобы контрактник не подумал, будто от него требуют отчета в качестве компенсации за приют.