Пиранья. Жизнь длиннее смерти - Бушков Александр

Интересно, может сейчас кто-нибудь на той стороне пролива с таким же профессиональным интересом любоваться украдкой сделанной фотографией капитан-лейтенанта К. С. Мазура?

Вообще-то, теоретически возможно. Хотя помянутый капитан-лейтенант сам по себе и достаточно мелкая сошка, но служит в подразделении, о котором любая серьезная спецслужба стремится узнать все, что только возможно, и мелочей тут не бывает. Кто их ведает, бойцов невидимого фронта, сталкивались уже, плавали, знаем…

Последняя мысль поневоле вызвала воспоминания, которые вытравить бы из памяти напрочь – и он, поморщившись, опустил руку с фотографией на широкий подлокотник кресла, прилежно отметив тренированным слухом легкие женские шаги за спиной. Когда молодая супруга, склонившись над его плечом, бросила мимолетный взгляд на снимок, Мазур столь же тренированно вспомнил о военной тайне, неразглашении и прочих суровых вещах.

Собрался было перевернуть фотографию белой изнанкой вверх, но вовремя опомнился. Ничего она не поймет. И представления не имеет, что собственными глазами, синими и непосвященными, узрела по случайности военную тайну. Нет на фотографии ни засекреченных объектов, ни тайных бумаг – ничем не примечательный, насквозь гражданский на вид мужичок лет сорока, и не более того. Мало ли кто бывает жилистым и поджарым, мало ли где есть перила, мало ли на планете морей.

– Ситуация, словно прямиком из анекдота, – сказала Аня подозрительно бесстрастным голосом. – Вы, батенька, не только онанист, но и педераст. Сидишь и таращишься на мужика какого-то, совершенно одетого притом. Я бы еще поняла, если бы ты вдумчиво разглядывал пикантные снимочки голых баб…

– Серьезно? – хмыкнул Мазур, отложив фотографию на столик.

Этот тон ему нравился все меньше и меньше – на горизонте вновь явственно замаячили очередные бытовые сложности, которых сейчас категорически не хотелось. А впрочем, кому и когда жаждалось семейных сцен?

«Ходит чайка по песку, моряку сулит тоску…» – уныло продекламировал он про себя.

– Серьезно, – сказала супруга Аня решительно. – Означало бы, что с тобой все в порядке.

– А что, со мной что-то не в порядке? – спросил он примирительно.

Посмотрел на нее, припомнив прошлые баталии, и окончательно пал духом: чайка не просто бродила по песку – маршировала взад-вперед с идиотским упорством старорежимного прусского капрала, служаки кайзеровских времен, готового этак вот отбивать гусиным шагом от забора и до заката.

– Интересно, – сказала Аня тем же нейтральным, стерильным тоном, иногда означающим в женских устах примерно то же самое, что раздувшийся капюшон у королевской кобры. – Ты, значит, считаешь, что все в порядке? В полном и совершеннейшем?

– Родная, милая, любимая и единственная, – сказал Мазур насколько мог умиротворяюще. – Давай не будем играть в слова? Я устал, как та собачка, трое суток на боевом дежурстве… Я же не прапорщик на вещевом складе, в конце-то концов, кое-какие вещи ты понимать должна.

– Слушай, супермен, – сказала Аня проникновенно. – Может, все гораздо проще? Может, ты во время очередного негласного подвига сидел сиднем на какой-нибудь бочке с радиацией? И облучился, а? До полной импотенции? Тогда так и скажи, будет хоть какая-то определенность. Жить станет проще, в конце-то концов иногда и вылечить можно…

– И что за херня тебе в голову лезет? – задушевно спросил Мазур. – Какая еще радиация? Бог миловал…

– Ну, а в чем тогда дело? Я-то, дура, размечталась: впервые в жизни угодила в загранку, да еще с законным мужем, да еще в относительный комфорт, пусть и посреди песков, но образ жизни временами вполне светский. Все условия для нормальной супружеской жизни. Почти что отпуск. И ты почти что дипломат – аппарат военного атташе, на приемы ходим, ты при параде и кортике, я в вечернем платье. И что, снова все по-прежнему, совершенно как в Союзе? Только раньше ты где-то далеко обретался, мне и знать не полагалось где, а теперь рядом дрыхнешь, но толку снова ноль.

Она плюхнулась в кресло напротив, закинула ногу на ногу, откинулась на мягкую высокую спинку в раскованной позе красотки из глянцевого мужского журнала, которые здесь продавались на каждом шагу после смены власти. Все это было, конечно, умышленно – и то, что коротенький легкий халатик распахнулся напрочь, открывая две синих ленточки уже здешнего приобретения, купальничка импортного. И поза, и ножка на ножке, и руки за головой, чтобы грудь предстала в выгодном свете.