Тюрьма, зачем сгубила ты меня? - Колычев Владимир

Левка забавлял камеру до самого вечера. А ночью, после отбоя, достал заветный коробок с анашой.

– Чуден Днепр при тихой погоде, чуйна травка из Чуйской долины…

Дурь оказалась на редкость убойной. Скачок поймал приход с первого косяка. И братву торкнуло конкретно.

Ближе к полуночи в камеру вдруг ввалился вертухай. Ошалелые глаза на выкате, губы в искривленную трубочку.

– Где оно? – оглушительно громко спросил он.

– Что оно? – Скачок с трудом сдерживался, чтобы не расхохотаться.

– Привидение! Сюда, к вам забежало!

Федя понял, что нет никакого надзирателя, есть только глюки, которые он поймал. Сдерживать осатанелый смех не было больше смысла, и он от души расхохотался.

Олеся трогательно молчала. Красивая, милая, заботливая. Ладошка ее запотела в его руке, но, казалось, девушка этого не замечала.

– Тебе пора, темнеть уже начинает, – сказал Андрей, с нежностью глядя на нее. – Сама знаешь, город у нас не самый спокойный…

– Да, я пойду, – неохотно согласилась девушка. – Пока светло.

Будь палата одноместной, Олеся осталась бы с ним. Но вокруг соседи, мужики. Да и врач не разрешил бы ей заночевать здесь.

Олеся ушла, пообещав навестить его завтра.

– Повезло тебе, майор, с такой женой, – не без зависти сказал Олег Дмитриевич, сорокапятилетний водитель, жертва недавней автокатастрофы. – Молодая, красивая. А смотрит на тебя как… Даже поверить не могу, что женщина так мужика любить может…

– А может, вид делает, что любит, – сквозь зубы, голосом, похожим на злобный звон дикой осы, сказал татарин Бахтияр. – Здесь тебе глазки сделала, а сама на ночь, к другому…

– Что ты сказал? – вскакивая с кровати, разъяренно спросил Андрей.

Голова закружилась от резкой встряски, к горлу подступила тошнота. Но остановило его не это. У Бахтияра была сломана челюсть, в двух местах, во рту проволочные шины. Достаточно было легкого удара по голове, чтобы изувечить его вновь. А это статья уголовного кодекса. Да и стыдно было связываться с калекой…

– Козел ты! – ложась на место, гневно сказал он. – Челюсть срастется, мы с тобой поговорим. Снова сюда вернешься…

Бахтияр понял, что поставил себя на край обрыва. Сдал назад.

– Брат, ты извини, это я так, к слову…

Но было уже поздно.

– Я тебе еще скажу, кто твой брат, – пригрозил Андрей. – Еще услышишь…

За Олесю он готов был прибить любого. И сейчас он не мог дать никому гарантии, что со временем гнев его поуляжется и он простит человека, посмевшего сказать про нее гадость.

– Не обращай на него внимания, майор, – вмешался Олег Дмитриевич. – Он же по себе судит… Ты думаешь, кто ему челюсть сломал? Любовник жены. Да, Бахтияр?

Татарин угнетенно молчал.

– У Олеси нет любовника, понял? – успокаиваясь, бросил в его адрес Андрей. – И не будет никогда!

Он сам был совершенно уверен в своих словах. Хотя совсем недавно сомневался в том, что Олеся вообще захочет жить с ним.

За окнами уже стемнело, когда к Андрею пожаловала новая гостья. Вот уж кого он не ждал, так это Вику. Женщина с обложки «Космо» – гламурная, грациозная, благоухающая. Белый халат изящно наброшен поверх короткого кашемирового платья – наверняка, от кутюр. В одной руке гладиолус на длинной ножке, сочного фиолетово-синего цвета. В другой – небольшой пакет с фруктами. Скованная, как будто виноватая улыбка, в красивых глазах смущение.

Андрей невольно приподнялся на подушках, затылком коснувшись спинки кровати. Вика подходила к нему, а он как будто пытался отдалиться от нее, сбежать, исчезнуть.

– Ты мне совсем не рад, – опечаленно сказала она, без спроса усаживаясь на табуретку, на которой каких-то полчаса назад сидела Олеся.

– Я в трансе, – честно признался Сизов.

– Это тебе, – все еще внутренне зажатая, она положила цветок на кровать вдоль его ноги.

– Рано еще меня венками украшать, – усмехнулся Андрей. – Я еще поживу.

– Это не венок. Это просто цветок. А то, что всего лишь один, так это по этикету положено. Если в больницу, то один цветок – или розу, или гладиолус, или хризантему. Можно и каллу…

– Этого добра здесь и без того хватает.

– Шутник, – раскрепощаясь, улыбнулась она. – Как здоровье?

– Хороший вопрос. Спасибо, ничего.

– Ничего хорошего?

– И плохого тоже. Ушиб головного мозга. Но в легкой степени. Ретроградной амнезии не наблюдается, жизненно важные функции не нарушены, переломов и кровоизлияний нет…

Сейчас Андрей чувствовал себя более или менее сносно. Головокружение, общая слабость, но не было уже той противной тошноты, которая одолевала его первое время, и высокая температура больше не лихорадила его тело.

– Считай, легко отделался…

– Следователь сказал, чем-то тяжелым, объемным ударили, из жесткой резины. Как будто нарочно для того, чтобы череп не проломить…

– И кто ж так постарался?

– Следователь говорит, что ограбление. Документы забрали, деньги…

– Может, кто-то из твоих бывших подопечных отомстил?

– Лично я такой вариант не исключаю…

– Нехорошая у тебя работа.

– Другой не знаю…

– Да, я тебе фрукты принесла, – спохватилась Вика. – Авокадо, манго, личи, кумкват. Вкусно и полезно.

– Полезно – это когда полезло. А если не лезет, то какая польза?.. Знаешь, мне больше апельсины по душе. Обычные русские апельсины.

– Апельсины в России не растут.

– Но бывают русскими. Если любимая девушка их приносит.

– Но у меня нет апельсинов…

– А ты и не любимая девушка, – спокойно, как о чем-то обыденном, сказал он.

Вика заметно стушевалась, обиженно выпятила нижнюю губу.

– Да я и не претендую.

– У тебя есть муж, на него и претендуй… Или муж объелся… э-э, манго?

– Не дождешься.

– И никогда не ждал… Зачем пришла?

– Поговорить с тобой хочу. На счет твоей службы.

– Разве моя служба в твоей компетенции?

– Нет, но в твоей компетенции посодействовать мне. А если точней, моему мужу… Вообще-то, я сегодня разговаривала с Лыпаревым.

– Где?

– Хотелось бы в его кабинете, но в изолятор меня не впустили. Я же больше не работаю в прокуратуре…

– И о чем ты с ним говорила?

– О проблеме личного характера. О проблеме моего мужа. А если еще точней, его друга детства…

– Его друг детства сидит у нас, – догадался Андрей.

– У вас.

– А я-то, глупый, думал, что она соскучилась, – не всерьез, а в шутку изобразил огорчение Сизов.

Зато Вика была далека от иронии.

– Может быть, и соскучилась тоже, – с грустным кокетством сказала она.

– А я нет. Мне скучать не дают.

– Ты сейчас с этой?.. – дрогнувшим голосом спросила она. – Ну с той, с которой в ресторане был…

– Я тебе уже, кажется, говорил, что она – не эта. Олеся ее зовут.

– Ты с ней?

– Тебе не все равно?

– Все равно… Я с тобой по делу хочу поговорить, – постаравшись сосредоточиться на своей проблеме, более четким и твердо поставленным голосом заговорила Вика. – У вас в изоляторе сидит некий Карцев Георгий Степанович.

– Знаю такого, – кивнул Сизов. – Лично с ним беседовал.

– О чем?

– Служебная тайна.

– Понимаю… Так вот, ему грозит опасность…

– Знаю, он должен уголовникам девятьсот тысяч.

– Да. Максим – человек не бедный, он одолжит его жене и эту сумму. Но сама по себе ситуация очень неприятная…

– Ты говорила с Лыпаревым.

– Говорила.

– Разве он не прояснил эту самую неприятную ситуацию?

– Не совсем. Ему не до того было: расстроен был очень. Там у вас в тюрьме чэпэ случилось. Человек умер.

– Когда? – озадаченно нахмурился Андрей.

– Ночью. Этой ночью… Саша с обеда возвращался, я его подкараулила. Он торопился очень, говорил, что ему некогда. Но после того как я ему про Карцева сказала, он выкроил для меня минутку времени. Сказал, что сегодня ночью погиб тот самый заключенный, которому Георгий был должен. Михалев его фамилия. Сказал, что Карцев ничего ему больше не должен…

– Михалев?! Погиб? – всколыхнулся Сизов. – Сегодня ночью? Лыпарев сказал?

– Да.

– Как он погиб, не говорил?

– Нет, не говорил. Сказал, что умер, и все.

– Если умер, значит, собственной смертью. Ладно, разберемся… Ты говорила, что Лыпарев мало прояснил ситуацию. Но ведь он же сказал, что Карцев ему ничего не должен…

– Да, но я немного разбираюсь в тонкостях уголовной среды. Или вернее сказать, в ее грубостях. Михалев умер, но может объявиться его преемник…

– Не объявится.

– Ты мне это обещаешь?

– Обещаю?! Я ничего не собирался тебе обещать. А насчет преемника, так твой Карцев с Михалевым рассчитался сполна. Михалев лично мне признался, что обвел жену Карцева вокруг пальца. Это его люди взяли у него деньги… Разговоры в моем кабинете записываются на диктофон, а обнародовать факт признания совсем несложно… Значит, Карцев – друг твоего мужа? – в глубоком раздумье спросил Андрей.