Слепой для президента - Воронин Андрей

– Ясное дело.

– Только не гадь в душу, человека можно пугать, покупать, но унижать не надо.

Полковника передернуло от этого замечания, однако он лишь улыбнулся в ответ немного нахальной, немного брезгливой улыбкой.

– И не ухмыляйся, – генерал взял стакан и повертел в руке, – не ухмыляйся. Понял? Сейчас не до глупых улыбочек. Дело разворачивается серьезное.

Надеюсь, ты это понимаешь?

– Конечно, понимаю, – кивнул полковник и запустил руку в карман.

– Курить не надо, не люблю, – сразу же угадал хозяин дачи намерение гостя, – покуришь на улице.

– Хорошо, – согласился полковник, поднимаясь и пряча пухлый конверт с деньгами во внутренний карман пиджака.

– И действуй осторожно, держи меня в курсе всех разговоров и всех своих действий. Понял?

– Так точно! – по-военному отчеканил полковник, вставая с кресла и направляясь к выходу – туда, где висел на вешалке его серый плащ.

После того, как от дачи бывшего строевого, а теперь опального, генерала отъехал «фольксваген-пассат», хозяин дачи поднялся с кресла и несколько раз прошелся по огромной гостиной от окна к стене. Было о чем подумать, было над чем поразмыслить.

Первый шаг сделан, и сделан удачно. В общем, пока никаких мелких срывов или сбоев не предвиделось, все складывалось именно так, как он рассчитал и запланировал. Но убийство тестя и тещи одного из ведущих хирургов Центральной клинической больницы было лишь первым шагом, вернее, шажком к той цели, которую наметил опальный генерал. А его душу буквально разъедали жажда мести и жуткая ненависть к больному президенту.

"Так, так… Вроде, все нормально. Первый шаг сделан, черта переступлена.

Нет, черту я еще не переступил, убийство двух каких-то стариков – это небольшой грех, когда в игре огромные ставки: такие, что обыкновенному смертному даже представить невозможно настоящую цену победы или проигрыша".

А себя бывший генерал к обыкновенным смертным никогда не причислял. Он не сомневался в своей избранности: человеку с такими незаурядными способностями, как у него, конечно же, уготована необычайная судьба. Да, в свое время он парил весьма высоко, не по официальной табели о рангах, естественно, но он мог решать такие вопросы, которые многим занимающим ключевые посты даже не снились. Он был генералом.

Но с ним советовались маршалы и министры.

Власть ныне опального генерала еще полгода назад была почти безграничной.

И вот теперь он никто. И это молодые умники – яйцеголовые – охмурили президента, сбили его с пути истинного, вогнали клин в их старинную дружбу.

– Но ничего, ничего… – пробормотал опальный генерал и вразвалку двинулся к низкому столику, взял графин с водкой и плеснул немного в стакан. – Я им еще покажу! – и странная улыбка появилась на его лице.

"Первый шаг сделан, Рубикон перейден. И главное, я не один, нас много, и все мы желаем одного и того же – устранить президента, убрать его с дороги. И тогда путь будет расчищен, и тогда произойдет то, о чем я мечтаю. А что народ?

Народу все равно, кто им управляет, и меня полюбят с таким же успехом, как полюбили когда-то президента. Чем я хуже его? Да куда там хуже – лучше! Я еще молод, силен. Не умею, конечно, говорить так красиво, как он, но это дело поправимое.

Брежнев и Сталин никогда не были большими говорунами. Главное, я знаю, где, как и на кого нажать. Я чувствую все рычаги власти, все ниточки, знаю, куда тянется каждая из них".

Глава 5

Утро следующего дня выдалось еще более безрадостным и серым, чем предыдущее. По карнизам барабанил надоедливый дождь, по небу плыли тяжелые серые тучи, гонимые холодным ветром.

«Странно, – подумал Глеб, глядя в окно, – такой сильный ветер и дождь, каких давно не было. Выходить на улицу не хочется».

До условленной встречи с генералом Потапчуком было еще полтора часа. Глеб ходил по квартире Быстрицкой, а Ирина продолжала мирно спать. Время от времени Глеб заглядывал в спальню, любовался любимой женщиной, ее красивым локтем, выставленным из-под одеяла, точеным профилем и локонами, разметавшимися по подушке.

"Интересно, что она сейчас видит во сне? – размышлял Глеб, прислушиваясь к тихому дыханию своей возлюбленной. – Наверное, что-нибудь приятное.

Улыбается… Наверняка ей снится сейчас не серое, словно засыпанное цементом, небо".

Быстрицкая действительно видела хороший сон.