Слепой для президента - Воронин Андрей

Глеб знал, объяснять что-нибудь – занятие неблагодарное. Чем больше слов для успокоения скажешь, тем сильнее станет подозрение.

«Ну хоть бы догадалась свернуть во двор! Я прошел бы мимо, и ее страхи закончились бы».

Сиверов стал идти медленнее. Девушка уже почти бежала. Наконец она оказалась на ярко освещенной улице, пересекавшей под прямым углом ту, по которой они шли до этого. Сломанный светофор непрестанно мигал красным, машины скапливались на перекрестке.

Девушка пошла на остановку, а Глеб встал у самой кромки дороги и всмотрелся в машины на перекрестке в расчете отыскать такси. Но такси не было видно. Перед светофором скопилось машин двенадцать, и пока еще никто из водителей не решался тронуться на запрещающий сигнал.

Наконец одна машина двинулась вперед, за ней сорвались и остальные. Глеб взмахнул рукой в надежде, что кто-нибудь остановится. Черная «волга» с военными номерами резко, из третьего ряда, подрезая другие машины, вильнула к тротуару и замерла. Глеб никогда не подбегал в таких случаях. Он медленно подошел, распахнул дверцу и уселся на переднее сиденье рядом с молоденьким солдатом.

– Что, командир на подножный корм отпустил?

Солдатик усмехнулся:

– Можно сказать, и так.

– Не обижу, поехали.

Сиверов отпустил машину за два квартала от мастерской, хотя уже знал наверняка – слежки за ним нет, но привычка, как говорится, вторая натура. Он прошел темными дворами, поднялся по лестнице, никого не встретив, открыл дверь на мансарду. Тишина давила на уши, и Глеб включил негромкую музыку. Сперва он еще вслушивался в звуки собственных шагов, а затем, когда закипел кофе, вновь почувствовал себя дома. Ему казалось, он никогда и не покидал своей уютной мансарды и не было квартиры, предоставленной ему генералом Потапчуком.

Глеб сидел за небольшим столиком, положив перед собой фотографию Семена Георгиевича Иванова.

"Малоприятный тип, – думал Сиверов. – Одна лишь видимость благообразия.

До чего мерзкая бородка! Косит под земского врача конца прошлого века. А колючий взгляд злых глаз прячется за маленькими стеклышками дорогих очков. А может, я просто настраиваю себя против него? – рассуждал Глеб. – Что я знаю об этом человеке? Только то, что сообщил мне генерал Потапчук. Но нет, интуиция не должна меня обманывать.

Этот делец несомненный мерзавец, и какая-то часть мира определенно вздохнет с облегчением, узнав, что его не стало. Телохранители… – задумался Глеб. – Они-то здесь при чем? Хотя, скорее всего, придется убрать и их.

Если генералу нужно масштабное действие, то в идеале придется пристрелить и телохранителей. Я не имею права думать о них, как о людях: в конце концов они знали, на что шли, согласившись оказаться рядом с бандитом.

Да, Глеб, я понимаю, что тебя мучит – его секретарша, женщина. Ее-то без сомнения придется оставить в живых, что бы ни случилось, как бы ни повернулось дело.

Есть в этой жизни вещи, через которые нельзя переступать. Хотя другой бы на твоем месте придумал себе тысячу оправданий, чтобы убрать ее и больше не вспоминать о ней. Но ты-то сам должен помнить, что женщинам нельзя играть в мужские игры, и человек, – Сиверов посмотрел на фотографию Семена Георгиевича Иванова, – пожелавший иметь женщину-телохранителя, уже одним этим заслужил пулю".

Он усмехнулся, отложил фотографию в сторону и поднялся из-за стола.

«Выбор оружия за мной – так бы сказали лет двести тому назад. Время у меня есть, и прежде чем взять в руки винтовку с оптическим прицелом, я обойдусь обыкновенным биноклем».

Глеб зашел в небольшую комнатку, где находился тайник с оружием, и, отодвинув шкаф, поднял потайной люк.

«Пока только бинокль, – подумал он, доставая жесткий кожаный футляр с военным биноклем. – Надо еще заехать к знакомому, позаимствовать женский манекен, магазинную красотку. Если Иванов с телохранительницей, то, значит, и я имею право воспользоваться женскими чарами – на публику. И совесть будет чиста – кукла не человек».

Рассуждая таким загадочным образом, Сиверов вышел из мастерской.

Глава 8

Во всем, что касалось работы, Федор Казимирович Козловский был ужасным педантом. И в больнице все об этом прекрасно знали. И не дай Бог что-нибудь во время подготовки к операции сложится не так! Федор Казимирович сразу же начинал нервничать. Стоило ассистенту перепутать какую-нибудь мелочь, ответить невпопад, подать не тот инструмент, и больше ему уже никогда не доводилось работать в бригаде одного из лучших кардиохирургов России – доктора Федора Казимировича Козловского.