Русский вор - Серегин Михаил Георгиевич

Полунин медленно перевел взгляд на Болдина.

– Я, Славик, не живодер. Мокрушником никогда не был и не буду, – ответил Полунин. – Пусть этой херней занимаются бритоголовые братки Антона. Это они, насмотревшись американских фильмов, чуть что за пушку хватаются и думают, что крутые. Русский вор в первую очередь действует умом, а не силой. К тому же жизнь человеку дает только бог и не мне решать, отнимать ее или нет. Я могу лишь поуродовать ее им, как они, каждый в свое время, покалечили мою.

После этих слов Полунина у Болдина на душе полегчало. Когда в самом начале разговора Владимир сказал, что опасно болен, он, сразу же отметая все вопросы о своем здоровье, сообщил, что не намерен ложиться в больницу.

– Я уезжаю в Тарасов, – сказал он им. – Прежде чем лечь на операцию, итог которой лично для меня абсолютно ясен, мне необходимо сделать несколько дел… Раздать старые долги десятилетней давности. И я хочу, чтобы вы мне в этом помогли.

Никакие увещевания Шакирыча, что глупо в данной ситуации заниматься подобными делами, что надо прежде всего позаботиться о здоровье, на Полунина не действовали.

Он твердо стоял на своем:

– После операции у меня такой возможности уже точно не будет.

С того момента, как Полунин упомянул о «старых долгах», Болдин не сомневался, что речь идет о физическом устранении врагов Полунина. Участвовать в подобных акциях Славке почему-то не хотелось. По натуре он был, безусловно, авантюрист, но все же не убийца.

Но авторитет Полунина был столь высок, что Славка не мог отказаться, и поэтому, когда узнал, что речь об убийствах не идет, у него с души свалился груз тяжкий.

Однако последняя фраза Шакирыча, мужика всегда умеренного, осторожного и отнюдь не кровожадного, удивила Болдина.

– Я тоже согласен помочь тебе, Володя, – произнес Шакирыч после недолгих раздумий, – но для всех нас было бы лучше, если бы всех твоих врагов просто замочили… Впрочем, отговаривать тебя я не стану, ты уже все решил, а значит, это бесполезно.

Полунин, выслушав Рамазанова, никак не отозвался на это заявление, он лишь спросил, есть ли еще какие вопросы.

– Когда выезжаем? – спросил Болдин.

– Завтра в ночь.

Неожиданно дверь, ведущая в кабинет, скрипнула, на пороге появилась жена Полунина. Увлекшись разговором, Владимир не услышал, как она вернулась домой, приведя из детсада маленького Антошку.

– Здравствуйте, ребята, – сказала Анна.

– Ты давно пришла? – спросил Полунин.

– Только что, – быстро ответила она и добавила: – Что же вы здесь сидите, пойдемте на кухню, угощу вас чаем. Я сегодня пирожков с мясом напекла.

Шакирыч, слегка засуетившись, ответил:

– Нет-нет, нам пора, мы и так уже засиделись.

– Да, нам пора, – подхватил тут же Болдин, вскакивая с дивана. – К тому же Шакирыч стал вегетарианцем и ест только пирожки с капустой.

– Заткнись, балабол, – сурово посмотрел на Болдина Шакирыч, – и выметайся отсюда побыстрее. У нас с тобой сегодня еще полно дел.

– До завтра, – попрощался с друзьями Полунин, проводив их до дверей квартиры.

Когда он вернулся в комнату, Анна по-прежнему находилась там.

– Что-нибудь случилось? – спросила она у мужа, заглядывая ему в глаза.

– Ты слышала наш разговор? – спросил ее Полунин.

– Частично, – ответила Анна, – из разговора я поняла, что ты уезжаешь. Могу я узнать, куда именно?

– В Тарасов, – ответил Полунин. – У меня там есть дела.

– А как же твоя операция? С язвой желудка не шутят.

Полунин с облегчением вздохнул. Он соврал жене, сказав, что у него обычная язва желудка.

– Операция подождет, – ответил Владимир. – Дела важнее.

– Насколько важнее? – Голос Анны вдруг стал холодным и твердым. – Настолько, что ты готов наплевать на свое здоровье, оставить все свои дела, бросить нас с Антошкой на произвол судьбы и умчаться в город, в котором не был черт знает сколько лет, только для того, чтобы свести счеты со своими обидчиками?

Теперь Полунин понял, что Анна знает все, о чем он говорил с Рамазановым и Болдиным.

Он подошел к ней и попытался обнять за плечи, но она отстранилась от него, окинув холодным взглядом. Владимир поразился перемене, произошедшей с его женой, обычно такой мягкой и покладистой.

– За все время, пока мы жили с тобой, я не пыталась тебя в чем-либо переубедить и никогда ни о чем тебя не просила. Поскольку всегда знала, что если ты принял решение, то от него не отступишься. Единственное, что мне оставалось, это верить в твое благоразумие, в котором я никогда не сомневалась. И еще у меня всегда была возможность хотя бы косвенно повлиять на твои решения, напомнив тебе лишний раз о том, что ты не одинок в этом мире и тебе есть чем рисковать. Я была уверена, что ты, помня об этом, не будешь вести себя опрометчиво и подвергать опасности свою жизнь.