Смерть знает, где тебя искать - Гарин Максим

– Извините, привычка идиотская, еще с университета осталась.

– Я сразу понял, вы человек интеллигентный. Бомж приосанился, выпятил грудь колесом и уже хотел было пуститься в пространные рассуждения об исторической миссии России, как тут же вспомнил, что ему не за это бутылка водки светит.

– Я знаю, где Абеба, – шепотом, с придыханием, боясь собственного голоса, проговорил доцент. – Его негром заделали.

– Как так? – не понял Дорогин. Доцент тут же понял двойственность своего выражения: Абеба был эфиопом, а негр на жаргоне означало раб.

– Рабом сделали.

– В каком смысле?

– Заставляют на себя работать и все деньги отбирают. Тут у нас в связи с грядущими торжествами по поводу двухсотлетия Александра Сергеевича Пушкина, которое состоится десятого июля, через… Вы, надеюсь, в курсе?

– Да-да, в курсе, – резко сказал Сергей, – только я не в курсе, где Абеба.

– Вернемся к нашим неграм. У него дела пошли шибко в гору. На Пушкиных сейчас спрос, и он начал поднимать неплохие бабки, – историк временами переходил на блатной жаргон, а иногда вставлял мудреные фразы из учебника истории, который зафиксировался в его голове до последнего слова, как библейские заповеди, выбитые на каменных скрижалях. – Его два галичанина взяли в оборот. Приметили, что Абеба в своем пушкинском прикиде неплохие бабки косить начал, они его напоили, расписку с него взяли, что он у них кучу денег одолжил, причем в долларах, и должен немедленно отдать. Абеба, дурень эфиопский, взял да и подписал по пьяни. С тех пор он на них и ишачит. Выставляют его в людных местах, он и пашет, стихи читает за булку хлеба и за стакан вина.

– Где? – спросил Дорогин.

– Кто ж его знает! Но у этих хохлов еще инвалиды безногие работают, на колясках возле метро…

– На какой станции?

– – Когда как, – передернул плечами доцент, – у них график скользящий. С одного места прогонят, они на другое переезжают. И так день за днем, с утра до вечера. Я им не завидую, хоть и накормленные, хоть и не под дождем спят, но настоящей свободы не видят, держат их как на привязи, как на цепи собак.

– Где они сегодня работают?

– Кто? – спросил доцент.

– Хохлы ваши.

– Не хохлы, а галичане, – уточнил историк. – Сегодня они должны быть у Киевского. Там инвалид сидит, безногий, в коляске, обычно прохожим кричит:

"Подайте, Христа ради, бывшему защитнику отечества, герою афганского конфликта, воину-интернационалисту”. А вот его имя и фамилию я, к сожалению, не помню. Вы уж извините меня.

– Ясно, – сказал Дорогин.

Сергей понял, больше из историка ничего интересного не вытрясти. Он запустил руку в задний карман джинсов. Доцент затаил дыхание и заморгал бесцветными глазами. Рука из кармана возникла неожиданно, очень резко. На ладони лежал полтинник, сложенный надвое.

– Повезло тебе, первую попавшуюся бумажку вы тащил. Назад класть не стану, держи. Думаю, этого тебе хватит?

– Думаю, да.

Дорогин поймал себя на мысли, что даже не знает, сколько сейчас стоит бутылка дешевой водки. Бумажка исчезла в заскорузлом кулаке бывшего работника умственного труда.

– Честь имею, – кивнув, историк попятился и тут же нырнул за угол.

Когда Дорогин вернулся к бомжам, историк тут же засмущался. Бывший доцент демонстрировал всего лишь четыре пятирублевые купюры. Бомжи смотрели на деньги так, как могут смотреть алкоголики на бутылку, ни во что другое дензнаки в их сознании превратиться не могли. Двое тотчас отправились к ближайшему киоску.

– Чем могу, – сказал доцент. Дорогин уже не обращал на него внимания. Подхватив Варвару под руку, он потащил ее через пути.

Глава 4

Ученица парикмахера, восемнадцатилетняя Катя Королева, еще с утра не собиралась ехать домой в Ржев к родителям, думала всю неделю провести в Москве. Дел у нее было много, но в полдень все планы рухнули. Позвонил отец и сказал, что мать заболела. Он не просил приехать, но по тону Катя поняла, мать смертельно обидится, если дочь не появится в больнице. Пришлось собираться.

Катя уже отработала метод, как лучше и быстрее всего добираться до Ржева. Это раньше она ездила рейсовыми автобусами, но подруга научила ее, что попутка всегда быстрее, а главное, намного дешевле, иногда даже бесплатно. Всех-то трат – нарисовать на куске плотного картона фломастером или губной помадой слово “Ржев”, да и стать с ним на выезде из города. На молодую девушку всякий водитель обратит внимание. Больше пяти минут ей стоять на Волоколамском шоссе не приходилось.