Марафон со смертью - Воронин Андрей

— Спасибо, конечно… — теперь уже пришел черед Самойленко смутиться и опустить глаза. И хоть он уже привык к похвалам и благосклонным отзывам коллег, привык к поощрительным замечаниям шефа — работа в последнее время давала ему право профессионально гордиться собой, — но вот такие читательские признания все еще волновали его, заставляя сердце приятно вздрагивать и учащенно биться. — Да вы садитесь, пожалуйста, сюда, на этот стул, раздевайтесь…

— Спасибо, — старушка, не снимая и не расстегивая пальто, устроилась напротив. — Я хотела бы кое-что рассказать, если, конечно, у вас есть время меня выслушать.

— Да-да, пожалуйста, — Николай еще раз взглянул на монитор, убеждаясь, что глупая игрушка, недостойная внимания столь крутого репортера, выключена. Положив перед собой на стол несколько листов чистой бумаги и вооружившись ручкой, он придал лицу выражение максимального интереса и доброжелательности. — Итак, я вас внимательно слушаю.

— Меня зовут Пелагея Брониславовна. Фамилия моя Кашицкая. Проживаю на улице маршала Жукова, дом семьдесят девять, корпус «А», квартира тридцать четыре…

— Квартира тридцать четыре, — не зная толком, зачем он это делает, Николай старательно все записал, подчеркнув жирной линией. — Так.

— У меня была сестра, Варвара…

— Имена у вас с сестрой старинные, красивые, сейчас такие не часто встретишь.

— Да, старинные. Мы ведь из староверов. Отец, Бронислав Карпович Кашицкий, царство ему небесное, — привычно перекрестилась женщина, — по традиции дочек назвал.

Коля согласно кивнул:

— Вы, Пелагея Брониславовна, начинали что-то рассказывать о своей сестре.

— Да-да, конечно! Варвара была младше меня на пятнадцать лет, и так уж получилось, что я с самого детства была для нее не просто старшей сестрой, не просто старшей подругой, а… — на мгновение задумалась женщина, подыскивая нужное слово, — почти матерью, что ли. Особенно после того, как сначала умерла наша мама, а затем и папа. Я в то время работала учительницей в школе, в младших классах, и мне было уже тридцать, когда умер отец. А Варвара только-только отметила свое пятнадцатилетие.

Она прервала рассказ, будто вспоминая то время, и Самойленко воспользовался паузой, чтобы получше разглядеть посетительницу.

Теперь он увидел, что явно поторопился назвать ее про себя «старушкой». Женщине было не больше пятидесяти пяти — но жизнь не пощадила ее, оставила на ее внешнем облике свой отчетливый след.

Чувствовалось, что в какой-то момент Пелагея Бpoниславовна просто перестала следить за собой, скорее всего поставила что-то в своем существовании выше внешнего вида, собственного благополучия, личных интересов.

Грузная расплывшаяся фигура, натруженные, совсем не «учительские» руки, полное морщинистое лицо, седые волосы, собранные на затылке в какой-то нелепый пучок. Да и одежда ее, не молодила, а превращала в старушку.

Вот только глаза ее все еще оставались молодыми, живыми. Серые, умные, добрые и строгие одновременно — такие глаза бывают только у старых, умудренных опытом учителей. И тем более странно было видеть, как в глубине этих невозмутимо спокойных глаз прячется какая-то затаенная боль.

Николай вдруг почувствовал смутную тревогу, но тут же в нем проснулся азарт — это предчувствие настоящего, стоящего материала для сенсационной, сильной, по-журналистскому выражению, статьи его никогда прежде не обманывало.

— Словом, — продолжала между тем Пелагея Брониславовна, — я заменила Варе мать. Собственно говоря, мы с ней никогда не отличались особой общительностью, и личная жизнь каждой из нас не складывалась долго. Жить вдвоем нам, одиноким женщинам, было не в тягость.

— Конечно, — зачем-то подтвердил Николай, но устыдился своей неуместной реплики и покраснел.

Пелагея Брониславовна этого не заметила: она будто бы заново переживала свою жизнь.

— Прошло много лет, и однажды Варваре повезло, как может повезти действительно лишь однажды, — она встретила человека и полюбила его. Ей было чуть за тридцать в то время… Я вас не слишком отвлекаю?

— Нет-нет, продолжайте!

— Вскоре они поженились. Василий был отличным парнем — непьющим, хозяйственным, мастеровитым, очень, если так можно выразиться, домашним. И Варя почувствовала себя за ним, как за каменной стеной. Они даже решились — в их-то возрасте! — завести ребенка. Представляете?