Мертвая хватка - Гладкий Виталий Дмитриевич

– Около десяти часов.

– Ты уже знал, что мы направляемся в сторону Анамура?

– Еще бы. Кто мог так потрепать чеченских боевиков на перевале, кроме вас?

– А как случилось, что на заправке был только твой "фольксваген"?

– Предупрежденная мной местная служба безопасности отсекла другие машины на подходе к Киликийским Воротам. То, что вам понадобится транспортное средство, я понял, допросив одного из чеченских боевиков; он утверждал, что вы ранены. А это могло означать только одно – вам нужно поскорее добраться до побережья, уйти подальше от места стычки. Все дальнейшее было делом техники…

– А если бы мы тебя грохнули?

– На все воля Аллаха… – Азраил ухмыльнулся. – Но зачем? Труп – это горячий след. Кроме того, ты мне уже объяснил, что сейчас иные времена…

– Сукин кот… – матернулся я, невольно восхищаясь бесстрашием турка. – Везунчик. Только смотри, чтобы твое везение на этом и не закончилось, – не преминул я добавить со скрытой угрозой.

Азраил меня понял. Он сокрушенно развел руками и сказал:

– Аллах акбар…

Аллах велик… Аллах все видит. Я считал себя православным, хотя и не мог называться истинно верующим. Но сейчас я был готов принять даже мусульманскую веру, лишь бы это помогло нам с Акулой без особых проблем очутиться на борту подлодки в окружении своих ребят.

Аллах велик…

Ночь прошла без осложнений. Но утром, около десяти часов, капкан наконец сработал и мы очутились в западне.

Киллер

Стрелок из меня оказался никудышный. Скорее всего, подвела винтовка; похоже, она была не пристреляна. Но как бы там ни было, а оба блондина оказались живы, только ранены. Когда я наконец приблизился к лагерю на расстояние, достаточное для того, чтобы видеть все, что там творится, старший из них с перебинтованным предплечьем сидел на ящиках и беседовал с угрюмым типом с серьгой в ухе, а младший, обнаженный до пояса и с перевязанной грудью, лежал на спальнике с закрытыми глазами, время от времени беспокойно дергаясь – наверное, от боли.

Я забрался на дерево, растущее в полусотне метров от лагеря, и, спрятавшись в густой листве, пытался разобраться в обстановке. С высоты лагерь был виден как на ладони, и я облегченно вздохнул, заметив дядюшку Вилли и его племянников: их связали одной веревкой и оставили возле палатки профессора под присмотром двух бандитов. Остальные заняли оборону, построив из тюков экспедиции импровизированную баррикаду. По их напряженным позам можно было понять, что настроение у отребья отнюдь не безмятежное. По моим подсчетам, бандитов оставалось чуть больше двух десятков.

Приближался вечер. Эйфория схватки прошла, и я мрачно размышлял, что мне делать дальше. Ночью я бы мог убить их всех, потому как в темноте видел почти так же, как в светлое время суток, благодаря многочасовым тренировкам в пещере под руководством Учителя Юнь Чуня. Но мне не давал покоя один вопрос: какой тайной владеет герр Ланге, из-за которой потрачено столько средств как на экспедицию, так и на организацию и экипировку многочисленной банды? Я уже давно сообразил, что поиски мифической шиллы всего лишь прикрытие главной цели. И сейчас мысленно укорял себя за то, что не проверил, чем занимались Ланге вместе с Гансом во время своих "охотничьих" походов по сельве.

И еще меня тревожила судьба профессора и его племянников. Я был уверен, что их не оставят в живых – кому нужны лишние свидетели? То, что герр Штольц еще не на небесах, означало только одно – предводитель бандитов думает, что Ланге и профессор сообщники, а потому он может оказаться полезным.

В сгустившихся сумерках я увидел наконец и Ланге. Оказалось, он сидел в палатке Гретхен, и его вывели по нужде. С моего наблюдательного пункта мне не было видно выражение лица задохлика, но, судя по походке, он уже был сломлен. Старший из блондинов больше его не допрашивал, занимался укреплением обороны лагеря, но герр Ланге отлично знал, чего можно ждать от предводителя бандитов, а потому трепетал от невольного ужаса, хотя старался этого и не показывать. Тот, кто хоть однажды побывал в ситуации, в которой очутился герр Ланге, знает, что самое страшное не пытка, а ее ожидание. Особенно для людей мнительных. Пытка – всего лишь боль. Боль невыносимая, превращающая человека в животное, не владеющее своими инстинктами. Но тогда человеку приходит на помощь защитная реакция организма – беспамятство. А как можно защититься от мыслей, от воображения, порождающих безумный страх даже в самых стойких и отважных?