Цирк кошмаров - Неволина Екатерина

«Нет! Этого не может быть!» – Олег застонал и сжал ладонями виски. Ему казалось, что голова треснет, как перезрелый плод. И это стало бы лучшим выходом.

Жить без Алисы не имело смысла.

Цирк уехал – профессор на всякий случай отослал труппу подальше, растревоженный последними событиями. Цирк уехал, а предатель-клоун остался. Он лежал на земле, запрокинув к небу бледное и без всяких белил лицо, и под глазами его темнели не наведенные с помощью кисточки и палитры для грима синяки.

Гуттаперчевый пнул его безвольно откинутую руку, сплюнул и пошел прочь. В этом жалком изуродованном теле больше не теплился огонек жизни. Убийца шел и улыбался, поддевал носком кроссовки прелые листья, тронутые изморозью, словно отделанные изящным белым кружевом, и думал о манеже. Карлик даже скучал по нему, но профессор сказал: нужно остаться, верный слуга потребуется хозяину в ближайшее время, а значит, придется потерпеть. Жаль. Только на манеже, как ни странно, Гуттаперчевый ощущал себя полноценным человеком. Только там он забывал о своем уродстве, о нелюбви и обреченности. Только там у него вырастали крылья, позволяющие легко совершать самые невероятные трюки.

Там, в вышине, на трапециях или тонких летящих качелях он видел счастье. Огни, зажженные на арене, казались ему звездами. А он сам был богом, полновластным хозяином своего царства.

– Не забывай: цирк для тебя не основное. Ты – мои руки и уши, – напоминал хозяин.

Как-то, рассердившись на Гуттаперчевого, он запретил ему выступать целых два месяца. Это было очень тяжелое время, когда тело разламывалось от тоски и боли. С какой же радостью он вернулся! Каким волшебным сиянием встретила его арена, где становилось возможным любое колдовство!..

Занятый воспоминаниями, карлик и сам не заметил, как добрался до клиники. Охранник, прекрасно знавший его в лицо, привычно потребовал пропуск и, только пропустив пластиковую карту через щель турникета, открыл ворота.

– Профессор ждет, – сообщил он бесстрастно, и Гуттаперчевый поспешил в кабинет.

Хозяин сидел за столом, погруженный в бумаги, а за его спиной золотился солнечный свет, создавая вокруг фигуры сияние.

– Все сделано. Он больше не будет болтать, – сообщил карлик.

– Отлично. – Голос хозяина, как всегда, был ровным – просто констатация факта, лишенная даже оттенка похвалы. – Останешься пока здесь, под рукой. С завтрашнего дня начну эксперимент над девчонкой. Если то, что она рассказала, правда, это будет весьма интересно, и я извлеку из нее ее чудесные умения, даже если для этого придется залезть к ней в голову… в самом буквальном смысле…

Можно было бы счесть слова шуткой, но хозяин никогда не шутил. Он вообще вряд ли понимал смысл слова «шутка».

– Что мне нужно делать? – уточнил карлик.

– Пока ничего. Покрутись поблизости. Возможно, она попытается выкинуть какую-то штуку. У нее есть сила подчинить себе кого-то. В общем, следи, но не попадайся ей на глаза. Ты же умеешь быть незаметным.

Гуттаперчевый кивнул. Он прекрасно умел становиться незаметным. Это тоже являлось частью его личности и частью его профессии – разумеется, не акробата, а убийцы.

– Вот и ладно.

Он постоял еще немного, не понимая, закончены ли указания, но профессор занимался своими делами, больше не обращая на него ни малейшего внимания. Значит, инструктаж окончен.

Карлик бесшумно выскользнул в коридор и направился к палате, где содержали девчонку, – пора приступать к своим обязанностям.

Алиса требовала разговора с профессором уже не первый день, но никто ее не слушал. Желая прекратить издевательство над собой, девушка перестала есть и пить, но и это не помогло: похоже, наркотик стали выпускать в воздух в виде газа. А не дышать она уж никак не могла. От не находящего выхода возбуждения и изматывающей бессонницы девушка стала похожа на тень. Осунувшаяся, с огромными, обведенными густой тенью глазами она бродила от стены к стене. Все пальцы давно были разбиты в кровь в тщетных попытках привлечь к себе хоть какое-то внимание. Голова казалась невесомой и находилась в каком-то особом измерении, откуда до нашей Земли – миллиарды световых лет.

Иногда Алиса едва не засыпала. Несколько раз она ясно слышала телефонный звонок – а ведь телефона в палате не было, а мобильные у них, конечно же, отобрали. Невидимый телефон звонил упорно и яростно, но едва девушка пыталась схватить трубку, как снова оказывалась в своей камере, запертая среди белых стен, и вокруг – лишь звенящая тишина.

«Мерещится… Или кто-то хочет связаться со мной, но не может», – поняла Алиса.

Наконец, когда девушка была уже не на пределе, а где-то далеко за границами этого самого предела, профессор удостоил ее повторным визитом.

– Не обижайся на меня, девочка, – заявил он с порога, – я должен был принять эти меры, чтобы немного себя обезопасить.

– Что вы со мной делаете? – хрипло спросила Алиса, пытаясь сфокусировать взгляд на бесцветном пятне – таким ей виделся сейчас профессор. Амеба или, может быть, инопланетянин – размытый нечеткий силуэт.

– Ты устала? Бедная девочка, – в сухом голосе не было даже попытки изобразить сочувствие. – Ничего, сегодня же я дам тебе отдохнуть и прийти в себя. Если только ты кое-что мне пообещаешь.

Он замолчал и с оглушительным бумажным шелестом потер руки. Видимо, это был его любимый жест.

– Чего вы хотите?

– Обещания. Всего лишь обещания. Ты же честная девочка? Я могу верить твоему слову?

Идти на соглашение с профессором было отвратительнее, чем разговаривать с самым грязным, с самым искалеченным бомжом, но выхода не оставалось.

– Чего вы хотите? – повторила она еле слышно.

– Пообещай, милая девочка, что не будешь влиять на разум ни одного из моих людей: ни охранников, ни врачей, ни сиделок, ни санитаров, ни программистов – ни на кого. А еще пообещай, что не станешь бежать отсюда.

Алиса с трудом откашлялась. Горло было совершенно сухим.

– И что мне за это будет? – спросила она.

– О, очень, очень много. Во-первых, я не трону твою маму. А ведь это очень гуманно с моей стороны, не правда ли, вдруг у такой особенной девочки и мама совершенно особенная?..

– Нет! – Алиса отшатнулась.

– На «нет» и суда нет, – заверил профессор. – Если мы договоримся, я поверю, что твоя мама действительно совершенно обыкновенная и неинтересная для моих научных целей…

Девушка закусила губу и почувствовала во рту железистый вкус крови. Как ни странно, это ее немного взбодрило.

– А еще вы отпустите Олега и Квазимодо! – потребовала она.

– Сам хотел предложить тебе отпустить Олега, – Ланской кивнул. – Только не сейчас. После того как ты докажешь, что тебе можно доверять. Не хочу тебя расстраивать, но девочки иногда бывают легкомысленны и лживы. Я не хочу, чтобы ты была легкомысленной и лживой. Согласна?

Это надо было обдумать, но как думать под нацеленными на нее равнодушными стеклянными глазами, похожими на оптические прицелы двух снайперских винтовок?

Алиса дернулась.

– Я не тороплю тебя, – профессор, похоже, без труда считывал все ее мысли. – Поразмышляй тут обо всем в спокойной обстановке, а я вернусь через часик-другой.

Обстановку в тюремной камере никак нельзя было назвать спокойной, но тем не менее после ухода профессора девушке стало немного легче. Когда Ланской вернулся, она уже пришла к решению.

– Я должна знать, что Олег и Квазимодо живы и с ними все в порядке, – заявила она. – Мне нужно их увидеть, иначе я не соглашусь на ваши условия.

– Что же, законно, – профессор кивнул. – Я дам тебе увидеться с ними. Мягкосердечие – моя ахиллесова пята.

Алиса подняла затуманенный взгляд куда-то в область, где должно было находиться лицо профессора, но так и не поняла, шутит Ланской или нет.

Квазимодо лежал в той же комнате, где находила его Алиса, когда, едва пробудившись в лаборатории, принялась искать своих друзей.

Малыш выглядел очень плохо. Он казался сломанной куклой и лежал, тупо уставившись в потолок. Алисе едва удалось до него докричаться. Но даже когда его взгляд сфокусировался на ней, Квазимодо, похоже, не поверил, что видит свою подругу наяву, что она состоит из плоти и крови. Его взгляд, пустой и равнодушный, напугал ее гораздо больше самых изощренных угроз профессора Ланского.

– Я вытащу тебя отсюда! Клянусь! – прошептала она, склонившись к несчастному под пристальным взглядом профессора, даже не соизволившего выйти из комнаты и оставить их наедине.

Квазимодо вздрогнул. На секунду девушке показалось, что в его глазах проскользнула живая искра, но она тут же погасла.