Цирк кошмаров - Неволина Екатерина

Алиса закусила губу. Было понятно, что профессор кое-что знает об этом, если отслеживает мозговые волны и может контролировать отца Олега, но сколь многое ему известно и как сделать так, чтобы не допустить это чудовище в распахнутый мир подсознания миллиардов не подозревающих беды людей?! На спящих можно воздействовать, им можно внушать что угодно. Нет, этого никак нельзя допустить. К тому же полагаться на милосердие профессора Ланского – откровенная глупость. Недаром его идеалы – фашистские «врачи», если можно назвать этих изощренных убийц таким возвышенным словом.

– Вы правы. Я недавно начала ходить по этому миру, – проговорила она, с осторожностью подбирая каждое слово, – и еще мало о нем знаю…

– Но ты встречала кого-то, кто может ходить там так же, как ты?

Профессор склонился к ней, и Алису едва не передернуло от отвращения. От него пахло крахмалом и какими-то медикаментами, он был таким белым, чистым, шершаво-правильным, как чистый альбомный лист.

– Встречала…

Девушка панически перебирала в уме, о чем же может знать Ланской. Знает об отце Олега, это точно, может догадываться про Квазимодо… А вот синеглазый… Что, если синеглазый парень из снов – это тоже агент профессора? Нет, нельзя даже думать об этом! И про Квазимодо лучше бы пока не говорить – пусть это будет их козырной картой в рукаве…

– Я нашла лабораторию, проследив за отцом Олега, – Алиса старалась говорить уверенно и в то же время медленно, взвешивая каждое слово. – А потом наткнулась на сына Моник – Квазимодо…

– Квазимодо? – перебил ее профессор удивленно.

– Я назвала так малыша, – пояснила Алиса.

Профессор кивнул и задумчиво потер переносицу.

– Я часто навещала его во снах, узнала кое-что о клинике, а потом встретила Моник – та как раз искала своего сына.

– Своего сына, говоришь?..

– Да, вы же сделали с ней эту ужасную операцию…

– Эта ужасная операция спасла ей жизнь… на некоторое время, – сухо добавил Ланской. – Ну продолжай же. Ты хотела рассказать о своих друзьях. Например, Олег Волков. Он тоже обладает способностями? – спросил профессор.

Нельзя, чтобы Ланской заинтересовался Олегом. Алексей Михайлович сказал, что это опасно. Значит, нужно переключить внимание профессора на что-то другое – то, на что тот непременно клюнет. И Алиса знала, о чем говорить. Она и без того заинтересовала Ланского, пусть же он сосредоточится на ней одной, а у друзей появится шанс сбежать.

– Нет, Олег не обладает даром ходить по снам, – поспешно сказала девушка. – Он неплохой компьютерщик, но не более того. Все, что связано с миром снов, лежало на мне. Однажды, когда я была во сне Квазимодо, его пытались убить, введя ему смертельную жидкость. Я очень испугалась и хотела это предотвратить так сильно, что все случилось само собой: сиделка выплеснула жидкость в рукомойник. И тогда я поняла, что на нее можно повлиять, заставив выпустить малыша и маму Олега.

– Интересно, весьма интересно! – Ланской разглядывал ее, словно энтомолог, углядевший необычайно редкий и весьма ценный экземпляр насекомого, которого как раз не хватало в коллекции. – Ты молодец, девочка, что сказала мне правду, тебе можно доверять!

Девушка едва удержалась от того, чтобы с гадливой гримасой не смахнуть его взгляд с лица, как смахивают назойливую муху. Она даже пошевелила пальцами, но заставила себя оставаться неподвижной.

Профессор опять со скрипом потер сухие руки и напомнил Алисе богомола – она видела такого на юге, куда они как-то ездили отдыхать с мамой. Богомол был похож на кузнечика, только гораздо крупнее, со сложенными на груди длинными лапами. Он так же, как Ланской, быстро-быстро тер их друг о друга.

Профессор перехватил ее полный непреодолимого отвращения взгляд и растянул сухие губы в подобии улыбки.

– Ну что же, девочка, – он поднялся с кровати, – освобождаю тебя от своего присутствия. Но еще вернусь. Обдумай пока свои перспективы, и, надеюсь, ты придешь к логичному выводу о неизбежном сотрудничестве.

Он вышел, сопровождаемый санитаром, в течение всей беседы неподвижно и безмолвно простоявшим у стены.

Алиса чувствовала странное возбуждение. Она вскочила и принялась ходить по комнате. Пустые беленые стены сводили с ума, слепили глаза, давили на лоб. Избавиться от этих ощущений не получалось. Панова попробовала погрузиться в медитацию, чтобы проведать Олега и Квазимодо, но не смогла. Мысли все время цеплялись за что-то – то за трещинку на стене, то за крохотного паучка, деловито снующего по паутинке, и снова обращались к угнетающе белым стенам.

Это было странно, поскольку Алиса научилась входить в состояние медитации довольно легко. Но хуже всего, что она не смогла заснуть ни с наступлением ночи, когда погас свет в небольшом окошке, ни утром. Сначала девушка списывала свое странное самочувствие на волнение и только к середине нового дня догадалась: ей добавляют нечто то ли в пищу, то ли в воду – что-то возбуждающее, мешающее уснуть. Видимо, профессор серьезно отнесся к рассказу о ее мнимых способностях и испугался, что его пленница сможет повторить тот же номер.

Первая мысль ее была радостной – хорошо, что она все же не рассказала о Квазимодо, он вне подозрений, а значит, сможет действовать… Но тут же пришло отрезвляющее осознание: она отрезана от друзей и не может общаться с ними, а малыш слишком еще мал, слишком напуган и, скорее всего, сломлен. Значит, они в ловушке.

В отчаянии девушка упала на пол и, обхватив ножку кровати, разрыдалась. Но ей не позволили найти утешение даже в слезах: тут же отворилась тяжелая металлическая дверь, и уже знакомый ей шкафоподобный санитар подхватил ее на руки и, не обращая внимания на слабые попытки сопротивления, отнес на кровать. За ее здоровьем тщательно следили. Она была нужна профессору здоровой и невредимой.

«Как же мои друзья? Как же мама и Маркиза? Как они там без меня?» – подумала девушка, барахтаясь в сетях ужаса, словно в морской пучине.

Ответа не было.

Олег очнулся то ли в камере, то ли в палате. А скорее всего, данное помещение с успехом совмещало функции и того, и другого, и бежать из него было совсем не легко. По крайней мере, Олег не нашел ни единой зацепки, хотя изучил камеру со всем пристрастием стремящегося к свободе заключенного.

Папка с бумагами отца, конечно, исчезла. Наверняка ее забрали похитители. Но чего еще они хотели? У Олега не отобрали его любимую трость с серебряным набалдашником, его покормили и оставили в кувшине воды, но с ним не разговаривали, не допрашивали, не пытались запугать. Если бы не кормежка, он бы вообще решил, что о нем забыли. И это был плохой признак.

Волков, сильно хромая и опираясь на трость, долго расхаживал по камере, прокручивая в голове ужасные подробности нападения и гибель Сержа. Это было действительно ужасно! Страшнее, чем можно себе представить. Хорошо, что мама дома, в безопасности – это плюс. Как и то, что Чуду удалось сбежать. Правда, есть и минус: профессор заполучил бумаги отца, а они с Алисой попались ему в лапы. Ничего, они еще выкрутятся. Наверняка можно что-то придумать, ведь Алиса и Квазимодо обладают уникальными способностями, уже позволявшими малышу сбежать из клиники. Это удастся и во второй раз. Надо только дождаться ночи.

Едва только стало смеркаться, Олег заснул, не сомневаясь, что Алиса сама его найдет, кто, как не она, умеет ходить по снам. Всю ночь его мучили кошмары. Одним из самых безобидных стал быстро бегающий на четвереньках человек, пытающийся откусить Олегу фаланги пальцев, и карлик, запустивший руку ему в грудь, чтобы вырвать оттуда сердце.

Он проснулся, чувствуя реальную боль и дыша тяжело, с хрипом.

Хорошие сны – врагу не пожелаешь! Засыпать снова после такого не хотелось, но Волков подумал о встрече с Алисой и заставил себя погрузиться в сон. И тщетно. Его снова терзали кошмары, а Панова так и не появилась.

Утром, проснувшись в холодном поту, он вдруг подумал: а что, если она умерла? Что, если они ее убили?

Эта мысль вызвала дикую боль, скрутившую внутренности, как скручивают, отжимая, белье. Алиса Панова – странная девушка с необыкновенными глазами и смешными «рожками»… Милая, иногда слишком серьезная, иногда колючая… Она как-то исподволь, незаметно стала очень важной частью его жизни. До этого момента Олег не осознавал, насколько важной. И теперь вдруг оказалось, что одно ее существование в одном пространстве с ним придавало его жизни смысл. И если ее больше нет…

«Нет! Этого не может быть!» – Олег застонал и сжал ладонями виски. Ему казалось, что голова треснет, как перезрелый плод. И это стало бы лучшим выходом.

Жить без Алисы не имело смысла.

Цирк уехал – профессор на всякий случай отослал труппу подальше, растревоженный последними событиями. Цирк уехал, а предатель-клоун остался. Он лежал на земле, запрокинув к небу бледное и без всяких белил лицо, и под глазами его темнели не наведенные с помощью кисточки и палитры для грима синяки.