Однажды преступив закон… - Воронин Андрей

– Коз-зел, – с расстановкой процедил Понтиак. – Значит, так. Завтра после обеда к тебе заедет мой адвокат. Подашь на газету в суд за клевету. Публика – дерьмо, а вот Центризбиркому такая, типа, агитация навряд ли покатит. Не дай Бог, другие газеты за нее ухватятся, а там, глядишь, и эти суки с телевидения подгребут… Они тебя моментом спалят. И тогда я тебя точно закопаю, Мопассан. Ты считал когда-нибудь, сколько я в тебя бабок вбухал? Ты что творишь, вошь лобковая?

– Ну, виноват, – промямлил Самойлов. – Но ничего же страшного. Всего-то один митинг в задрипанном клубе…

– Митинг”. – презрительно передразнил Понтиак. – А покрышки таксистам в Быково кто резал – Пушкин? Молчи, мурло, я сам знаю, что классик не виноват. У него алиби, он уже полторы сотни лет землю парит. Ведь это ты с ножичком развлекался, детство золотое вспоминал! А один умник с фотоаппаратом стоял в сторонке и щелкал. Целую пленку отщелкал, а потом пошел в газету – продавать. Хорошо, что ихний пахан – ну, редактор, – мой человек. Он мне эти фотки подогнал и фраера этого сдал с потрохами, так что пленочка уже тю-тю… Но ты… Ты, сука, как посмел на всю Россию облажаться? Ты кого подставляешь, животное?

Он сгреб Самойлова за галстук и прижал спиной к поручням, немного отстранившись на тот случай, если утонченный мочевой пузырь литератора не выдержит внутреннего давления. Чувствуя, как холодит затылок исходящий от октябрьской воды ветерок, Самойлов прохрипел бессвязные слова покаяния, после чего его отпустили и напоследок несильно ткнули в лицо открытой ладонью.

– Ладно, – сказал Понтиак, – на этот раз прощаю. Коней на переправе не меняют. Но если еще раз… Ну, ты меня понял. Беги в сортир, а то обделаешься при всем честном народе…

Глядя вслед радостно семенящему прочь Самойлову, Понтиак подумал, что так оно, наверное, и должно быть: умный не годится на роль марионетки, а с дурака взятки гладки. Просто надо не отпускать его далеко, держать поводок покороче и все время дудеть в уши, подсказывая каждое слово, каждый шаг. Как этот тип, который сидит в театре в специальной будке под сценой и заглядывает балеринам под юбки. Покушение на него организовать, что ли… Неудачное, конечно, просто для поднятия рейтинга.

Последняя мысль пришла ему в голову скорее по инерции. Его воображением целиком завладел образ суфлера, сидящего в своей будке и пялящегося на ноги балерин с расстояния в несколько сантиметров.

– Ба-ба-ба, – задумчиво сказал Понтиак, глядя, как догорает на западе полоска заката. – Бу-бу-бу… Бабу бы, – закончил он и заторопился вниз – туда, где звенели бокалы и визгливо хохотали наемные валютные шлюхи.

Глава 8

– Здравствуйте, – с ярко выраженным кавказским акцентом сказал квартирант из восемнадцатой квартиры, вежливо разворачиваясь плечом вперед, чтобы спокойно разминуться на узкой лестнице со своим широкоплечим соседом.

– Доброе утро, – ответил Юрий, подумав, что за считанные дни этот утренний обмен приветствиями превратился почти в ритуал. Кавказец встречался ему на лестнице с монотонной регулярностью строго соблюдающего расписание поезда. “Пасет он меня, что ли? – с неудовольствием подумал Юрий, ставя торчком воротник куртки и выходя под моросящий дождь. – Чем, интересно знать, он занимается по ночам?"

"Победа” сегодня заводилась долго и неохотно – видимо, хандрила по случаю плохой погоды. Лезть в ее закопченные, промасленные, черные от дорожной грязи потроха у Юрия не было никакой охоты, и он терпеливо терзал стартер до тех пор, пока старенький движок не ожил. Из головы упорно не выходили чеченцы, против которых собирался выступить Валиев. Затея с профсоюзом казалась Юрию заранее обреченной на провал. Светловолосый парень был прав: частные таксисты – анархисты от природы, и на бешеные московские улицы они сбежали именно от бюрократии во всех ее видах и формах. Глядя на убегающую под колеса ленту асфальта, легко тешить себя иллюзией свободы. Ведь не каждый же день нарываешься на голодного инспектора ГИБДД с тремя детьми и больной женой или на отморозка с волыной в кармане и золотой цепью на шее, который предлагает тебе защиту от самого себя в обмен на твою выручку. Валиев рисковал остаться один и притом в очень невыгодном положении бунтовщика и смутьяна, с которыми во все времена поступали одинаково.

Юрий коротко посигналил, прогоняя с дороги ушастого спаниеля из соседней пятиэтажки. Этот симпатичный негодяй почему-то полюбил задирать лапу у заднего колеса “Победы”. У спаниеля была не менее симпатичная хозяйка лет тридцати или около того, но, к сожалению, помимо нее существовал еще и хозяин, который ездил на джипе и не расставался с трубкой мобильника, наверное, даже в постели.