Однажды преступив закон… - Воронин Андрей

– Останови, – сказала Таня, – Вон там, где коммерческие палатки. Сейчас я куплю водки, и ты пригласишь меня в гости. У тебя ведь наверняка в холодильнике, кроме холода, ничего нет.

– Макароны есть, – оскорбленным тоном возразил Юрий и, содрогнувшись от отвращения, добавил:

– Позавчерашние.

– Так ты намерен пригласить меня в гости? – держась за ручку двери, спросила Таня.

– Коварно завлечь, – рассеянно уточнил Юрий, лихорадочно соображая, как ему быть. Перед его внутренним взором стояла его убогая квартира – чисто прибранная, но носившая на себе неизгладимую печать затяжного безденежья и пахнувшая так, как может пахнуть только жилище одинокого мужчины. – Я намерен тебя коварно завлечь в свое жилище, – задумчиво повторил он. Таня смотрела на него с непонятным, но заинтересованным выражением. – Только ты, как бы тебе сказать… В общем, у меня там далеко не дворец…

– У меня зато дворец! – брезгливо констатировала Таня., – Как подумаю про него, наизнанку выворачивает. Ты сейчас мне не поверишь, но, когда разбогатеешь, убедишься сам: счастье на самом деле не в деньгах, хотя деньги, как правило, счастью не мешают. Но большие деньги мешают всему на свете, хотя по-настоящему большие деньги тебе не грозят. Так как насчет водки?

– Посиди в машине, – сказал Юрий. – Дождик же на улице, куда ты пойдешь? Я сбегаю.

– Нет уж, – неожиданно твердо возразила Таня, – я сама. Во-первых, я так хочу, а во-вторых, ты, хоть и поумнел, все равно теленок. Тебе обязательно паленую подсунут.

– Как это – паленую?

– Вот видишь, – сказала Таня. Юрий помог ей открыть дверцу, и она, распахнув свой огромный зонт, шагнула под дождь.

Глава 9

Яично-желтая “Волга” с черными шашечками вдоль обоих бортов стояла у тротуара метрах в пятнадцати от стоянки такси. Водитель сидел за рулем, и справа от него виднелся силуэт развалившегося на переднем сиденье пассажира. Счетчик был выключен, о чем свидетельствовал тлевший в углу лобового стекла зеленый огонек. Пассажир, хорошо одетый смуглый мужчина с коротко подстриженными темными волосами и гладко выбритыми слегка впалыми щеками, лениво курил, время от времени поглядывая на стоянку из-под тяжелых полуопущенных век. Поблескивавший на правом запястье массивный золотой хронометр говорил о том, что пассажир – левша. Это было видно и по тускло отсвечивавшей под правым лацканом пиджака рукоятке пистолета. Сидевший за рулем Василий Копылов против собственной воли все время возвращался взглядом к этой рукоятке, гадая, случайно она выставлена напоказ или это сделано с умыслом.

На пустую стоянку нахально зарулил белый “Москвич”, кузов которого был слегка тронут ржавчиной. Стекло со стороны водителя было опущено, и даже на таком расстоянии Копылов расслышал, что магнитола в салоне “Москвича” на всю катушку хрипит голосом Высоцкого. Он скривился: в свое время Высоцкий был кумиром и властителем дум, но надо же и честь знать! Все, что он мог сказать, уже сказано тысячу раз и им, и после него, а жизнь не стоит на месте. Взять, к примеру, Шуфутинского, Круга – это, можно сказать, то же самое, только на современный лад. И поют они не за бутылку, как, говорят, случалось с Высоцким, а за бешеные бабки. Ну и правильно… За бутылку пускай медведь поет, ему бабки все равно без надобности.

– Этот? – спросил пассажир, прервав плавное течение мыслей Василия Копылова. Говорил он по-русски почти без акцента, и Копылов с легкой дрожью подумал, что те, кто обычно приходит на стоянку снимать с таксистов навар, в подметки не годятся этому типу. Он стоял на ступеньку, а то и на все три выше тех, с кем Копылову до сих пор приходилось иметь дело.

Копылов уверенно кивнул.

– Этот, – сказал он. – Он все время тут пасется. Смотри, что делает, гад! Зарулил на нашу стоянку, как к себе домой, и музыку слушает! У себя в сортире музыку слушай, козел!

Пассажир нетерпеливо кашлянул в кулак, и Копылов замолчал так резко, словно его отключили от сети, вырвав шнур из розетки.

– Это он говорил про какой-то профсоюз? – уточнил пассажир.

Копылов снова кивнул – так энергично, что едва не стукнулся лбом о рулевое колесо.

– Точно, он. Вы, говорит, мужики, кончайте ерундой заниматься. Нам, говорит, с вами делить нечего. Мы, мол, профсоюз решили создать. Присоединяйтесь, говорит. Сообща, говорит, нам никто не страшен.

– Он дурак, – медленно проговорил пассажир. Его рука, словно самостоятельное живое существо, скользнула за пазуху и принялась любовно поглаживать рукоятку пистолета. – Просто безмозглый баран, годный только на шашлык. Профсоюз – это взносы. Бумажки, собрания, волокита, выборы-перевыборы. А чтобы этот хваленый профсоюз мог кого-то по-настоящему защитить, ему придется нанимать профессионалов. Значит, взносы будут большими. Очень большими. Какая в таком случае разница, кому платить? Или мы вам не подходим потому, что мы с Кавказа?