Пиранья. Война олигархов - Бушков Александр

– Боюсь, я не слишком силен в топливном вопросе, – осторожно сказал Мазур. – Разве что в сугубо практической части – куда и сколько заливать, да как за это заплатить поменьше.

«Крыша у парня поехала после яхты, тут к гадалке не ходи», – понял он.

– Если вдруг заинтересуетесь темой всерьез, – олигарх похлопал по крышке лежавшего на столе ноутбука, – у меня здесь подробный бизнес-план. Расчеты впечатляют. Тема, как я уже говорил, горячая. Свободных посевных площадей на Западе осталось мало, масложировые европейцам придется закупать в иных краях, причем закупать во все возрастающих количествах. Тот, кто будет им поставлять всю эту музыку, скажем, рапсовое масло, на европейском рынке будет иметь неплохой навар и репутацию честного торговца. И эту нишу я чертовски хочу занять одним из первых. Высаживать рапс на Украине, здесь же его и перерабатывать. Это как с нефтью: гораздо выгоднее продавать продукты переработки, чем сырье. Плюс лишние рабочие места для своих, а не для европейских работяг, причем в первую очередь для каких-нибудь арабских гастарбайтеров. Вы видите что-нибудь плохое в этой затее?

– Хорошее дело, как ни посмотри, – подумав, не кривя душой, сказал Мазур.

– Вот-вот. Это хороший бизнес. И заметьте, бизнес честный. В белых перчатках. И еще учтите: нет более сладкой мечты у бизнесмена, у любого, какого ни возьми размаха и полета, чем мечта быть монополистом. Ну, на худой конец одним из лидеров рынка, одним из первых проторившим рыночную дорогу. Биллом Гейтсом, короче говоря.

Он снова постучал по ноутбуку.

– Я готов крупно вложиться в этот проект, начинать можно хоть сейчас… Но вот парадокс, – Малышевский развел руками, – отчего-то я не спешу вкладываться ни в этот проект, ни в какой другой еще. А подобных задумок, уж поверьте – винчестеры лопаются. И как, по-вашему, – почему?

– Риски велики.

– Вот именно. Но только какие риски? Разве что сельскохозяйственные, погодные или экономические? Нет. С этим уж как-нибудь разберемся. Риски политические…

На этот раз Малышевский налил водички не только себе, но и Мазуру. Сказал:

– Наверное, вы думаете: что за болтливый олигарх попался. Ну а давайте на миг предположим, что это не приступ словоблудия. Тогда сам собой встает вопрос: зачем я вам все это рассказываю, трачу время, тем более сейчас, после всего происшедшего? Ну, и как вы думаете – зачем?

Пока Мазур собирался с мыслями, чтобы ответить, Малышевский повернулся к Оксане, тишайшим призраком стоявшей у дверей:

– А вот скажи-ка, мой верный Адъютант. А ты бы, оказавшись на моем месте, стала бы затевать дорогостоящие проекты? Вкладывать собственные деньги, договариваться о кредитах, привлекать под свое имя инвесторов? Или подумала бы: на кой мне это, когда у меня и так всего хватает, когда от надежных вложений денежки справно текут полноводными потоками и потоки эти в ближайшие годы не ослабеют, даже разразись вдруг кризис мирового масштаба? Ну что скажешь, Оксаночка?

– Какой может быть ответ, если я вас всегда отговариваю от сомнительных проектов, – пожала плечами Адъютант.

Малышевский вновь повернулся к Мазуру:

– Вот поэтому она так и останется наемным управленцем, пусть и высшего звена, и никогда не поднимется до олигарха. Рисковать не хочет и не умеет. Да, да, рисковать тоже надо уметь. Женщина, что с нее взять…

Олигарх поднялся из кресла, прихватив с собой и бокал с минералкой. Принялся расхаживать по кабинету.

– Поставить крупную сумму в тотализаторе на «пан или пропал» – это типичный пример глупого риска. Обычно в таких случаях, к слову говоря, отчего-то выпадает как раз таки «пропал». А умный риск – это значит подчинить случайность себе, прибрать к себе в кулак все нити, стать доподлинным хозяином положения, стать своего рода пауком в паутине, ощущающим малейшее колебание сплетенной им сложной сети и представляющим всю сложность этой сети, сделать последний решающий ход, поставив все на карту, и выиграть, – вот что такое рисковать по уму.

Малышевский даже выплеснул минералку из бокала, расписывая теорию разумного риска. Видимо, чтобы не расплескать всю воду, он подошел к окну и поставил бокал на широченный, как взлетно-посадочная полоса, подоконник.

«Шторы отдернуты, стоит перед окном и светится, как памятник на площади, – в голове Мазура сам собой заработал компьютер. – Стекло, конечно, пуленепробиваемое. Только на любое стекло, как известно, найдется своя пуля, свое ружжо и свой меткий стрелок…»