Бульдожья схватка - Бушков Александр

— Комар носа не подточит, — заверил Марушкин. — В управлении и на таможне все прошло гладко, как вы и говорили. Стоило мне сунуться к этим, которых назвали, — они навытяжку встали. Непредвиденного превышения сметы не было, ровнехонько по таксе…

— Благодарю за службу… — задумчиво сказал Петр, разглядывая изнанки.

— Ну, так следовало бы и это… обещанные златые горы… Я понимаю, что нагрянул на недельку раньше срока, да работа шла очень уж гладко, справился раньше, вот и нетерпение взяло… Вы прямо тут закрома держите или нам куда-то идти?

— Подожди, — сказал Петр. — Иди-ка посиди в приемной, поболтай с девушкой, а я тут кое-что оформлю…

— Мы ж договаривались, что…

— Да помню, помню, — досадливо прервал Петр. — Иди, посиди с Жанной. Оставшись в одиночестве, он почесал в затылке, не отрывая взгляда от

выстроившихся в рядок подделок. Куча мятой бумаги на пушистом ковре выглядела совершенно инородным телом. Черт, а это ведь — форменная уголовщина. Классическая. Бумаги, очень похоже, самые что ни на есть доподлинные. Если этот Василидис летит за переделы многострадальной России прямым рейсом, дело облегчается до предела. Если будет промежуточная посадка в столице — что ж, придется греку раскошелиться еще на пару сотен баксов, потому что тамошняя таможня тоже хочет кушать. С этой стороны — никаких неожиданностей. Но картины-то поддельные!

Он присел на корточки, присмотрелся. Ногтем указательного пальца подцепил холст. Вспомнилось что-то очень знакомое — ну конечно, восемьдесят седьмой, дело Головина… Так-так… Ну, неужели? Замяукал селектор.

— Да?

— Павел Иванович, Косарев приехал.

— Гони его сюда, — сказал Петр.

Эх, не успел убедиться…

Косарев вкатился торопливо, как тот колобок. При виде картин на лице у него на какой-то миг изобразилось нешуточное замешательство, однако он моментально справился с физиономией, расплылся в улыбке:

— Надо же, наш юноша сущий стахановец…

— Что это все значит? — не без суровости спросил Петр.

— Как выражался классик — «с позволения сказать, негоция», — без запинки ответствовал заместитель. — Помните «Операцию Ы»? Налетай, не скупись, покупай живопись! Господин-товарищ греческоподданный пожелал обзавестись полотнами одного из заметнейших шантарских живописцев. Грех было бы ему в этом препятствовать, благо все бумаги, я вижу, в порядке и никаких препятствий к вывозу не имеется…

— Послушайте, — сказал Петр чуть растерянно. — Из всего, что наболтал этот… Бенвенуто, у меня сложилось впечатление, что данные картины, как бы поделикатнее выразиться…

— Не совсем панкратовские?

— Вот именно, не совсем.

— Милейший Павел Иванович… — вкрадчиво произнес Косарев, взяв Петра под локоток. — Можете быть уверены, я высоко ценю вашу щепетильность. Однакож вы меня удивляете… Ну неужели вы всерьез полагаете, что мы способны на столь примитивное мошенничество? Впарить простодушному греку подделку? Это «Дюрандаль»-то? Стыдно, батенька.

— Но как это все понимать?

— Знаете… — задушевно начал Косарев. — Какой-нибудь дурак на моем месте стал бы говорить, что есть вещи, которых вам согласно взятой на себя роли и знать-то не положено. Только к чему это меж своими? Вы ж в некотором роде человек свой… С вами нужно в открытую.

— Вот и извольте.

— Да ради бога! Пикантный нюанс в следующем… Наш греческий друг, господин Василидис, прекрасно знает, что данные шедевры живописи — никакие, откровенно говоря, не шедевры. Между нами говоря, он в живописи не разбирается совершенно, не говоря уж о том, чтобы ее коллекционировать, тащить с собой через полмира полотна… Да предложите ему хоть подлинник Леонардо, Василидис наш зевнет и признается, что предпочитает живых блондинок… Такой уж бизнес, Павел Иванович. Василидис, скажу вам по секрету, особого пиетета перед налоговыми органами никогда не испытывал. Это ведь не только в России уклонение от налогов — национальный вид спорта. Во всем мире так, не хотят людишки делиться с государством честно заработанными денежками, фантазию изощряют, как могут. Короче говоря, вы обратили внимание на цену? Не стоит того Панкратов при всем его таланте и известности. Но в том-то и соль, что у себя в Греции Василидис эти денежки спишет как не подлежащие налогообложению — есть у них хитрая статья в налоговом кодексе, касаемо предметов искусства, в дар музею преподнесенным… Смекаете?